Вечером 17 октября 1905 года четверо неизвестных останавливали проходящих по Амурской (Ленина, авт.) и решительно требовали сдавать прокламации. Удивлённые иркутяне растерянно отвечали, что не несут запрещённой литературы – и для пущей убедительности открывали портфели, сумки, выворачивали карманы.

«Проверяющие» деловито обыскивали доверчивых обывателей, почти всех оставляя без часов и без портмоне. На другой день пристав первой полицейской части перечитывал заявления потерпевших и, сбивая их в ровную стопку, скептически размышлял о том, что, должно быть, это только начало, уголовники не упустят шанс нагреть руки на преследованиях «политических». Пристав не знал, что в Иркутск уже шла телеграмма о гражданских свободах, дарованных Манифестом 17 октября.

Даже ценой безвластия

Пройдёт совсем немного времени, и для всех пострадавших за убеждения откроются двери тюрем, запрещённые издания легализуются – к восторгу одних и негодованию, страху других. 17 октября усилит противостояние в обществе, и со всех концов в столицу пойдут самые противоречивые заявления. Одни станут роптать на жестокость властей, а другие – возмущаться их мягкотелостью, одни будут настаивать на присылке войск, а другие – на их отводе.

Группа иркутян, тщательно изучив Манифест 17 октября, пришла к выводу, что он очень противоречит Городовому Положению 1892 года, по которому и должны были состояться ближайшие выборы в городскую думу. Положение не допускало участия в выборах тех горожан, которые Манифестом 17 октября допускались к выборам в высший законодательный орган – Государственную Думу. Налицо была правовая коллизия, и инициативная группа предлагала разрешить её «очень просто» – отказавшись от выборов в местное самоуправление вплоть до выработки нового Городового Положения. При этом город должен был оставаться без власти, ведь по действующему законодательству, Дума, отслужившая выборный срок, отстранялась от управления. К счастью, экстравагантному предложению в Иркутске дали должный отпор. Иное дело в Томске, где опьянённая Манифестом толпа разгромила дом городского головы.

«В такой «свободе» можно и задохнуться»

Узнав об этом из газет, законоучитель 2-й иркутской женской гимназии священник Фёдор Верномудров произнёс сакраментальную фразу: «В такой «свободе» можно и задохнуться». Но он и не подозревал, насколько «свобода» окажется опасной для него самого.

В последний год не только в мужских, но и в женских гимназиях обосновались социал-демократы, но до 17 октября прямых столкновений между педагогами не было. Верномудрову казалось порой, что учительница истории Козьмина гримасничает у него за спиной, но он ведь мог и ошибаться – просто потому, что его чрезвычайно раздражала эта эмансипированная особа.

23 октября после недельного перерыва, вызванного всеобщей забастовкой, во второй женской гимназии возобновились занятия. И самым первым уроком в старших классах был поставлен урок истории. Козьмина полностью посвятила его Манифесту 17 октября, и на перемену девочки выскочили с удивительным ощущением: главное событие их жизни произошло, ведь теперь они все наравне с мужчинами! Если же кто-то этого не понимает, то он просто отсталый, глупый или злой.

Неизвестно, звучала ли на уроках истории фамилия Верномудрова, но, встречая его в этот день коридоре, даже самые младшие ученицы едва кланялись и, смеясь, поздравляли с Конституцией.

13 против 18

Свою отповедь отец Фёдор дал на своих же уроках, назвав их «Беседами о 17 октября».

– Иисус Христос и апостолы проповедовали свободу, но какую? – спрашивал он. – Многие так и не поняли этого. И теперь извращают данные Манифестом свободы. Мы увидели это ещё накануне 17 октября, когда забастовщики ходили по магазинам и учреждениям, заставляя их закрываться. Это было насилием под предлогом свободы!

«Беседы» тотчас разошлись по гимназии, и началось стихийное голосование. К примеру, в одном из пятых классов 18 учениц поддержали отца Фёдора, а 13 высказались против него. Разделились и родители воспитанниц, и местная пресса. Прежде о Верномудровых писали как о застрельщиках народных чтений (Фёдор Фёдорович был прекрасный чтец, а супруга увлечённо музицировала) – теперь же законоучитель становился героем политической хроники. «Восточное обозрение» обвиняло его в… нехристианском отношении к революционным событиям, а «Иркутские губернские ведомости», напротив, публиковали письма «В защиту Верномудрова». В начале 1906 года «Восточное обозрение» закрылось, но травлю законоучителя с готовностью подхватили новые демократические издания. Даже спустя год после инцидента в гимназии «Восточная Сибирь» возмущалась, что отец Фёдор до сих пор там преподаёт.

«Зелёные граждане» наступают!

Многое изменилось после Манифеста 17 октября и в казённых, и в частных учебных заведениях. На уроках истории говорили теперь исключительно о правах. К примеру, учительница Козьмина сообщала, что недавно прибыли из Читы за расчётом 55 конторщиков разных служб Забайкальской железной дороги. Их уволили за «решительно выраженный отказ работать более 6 часов в сутки», и учащимся предлагалось определить, какие из гражданских свобод попрал начальник дороги Свентицкий. Или же торжественно сообщалось, что многие жандармские офицеры на станциях хотят выйти в отставку, потому что, «натурально устали от политических беспорядков». Требовалось вычислить, удастся ли отыскать жандармам замену и как это скажется на развитии гражданских свобод.

Отъезд из Иркутска инспектора народных училищ Заостровского вылился в скандал, дотоле невиданный. Обычно чиновникам, отработавшим в Сибири немалый срок, наездившим тысячи вёрст по местному бездорожью, вручали памятные Адреса, альбомы с фотографиями коллег. Так должно было произойти и на этот раз, но революционные настроения всё перевернули вверх дном, и наряду с адресом явился Контрадрес, выражавший «радость по случаю отъезда типичнейшего представителя умирающего бюрократического режима».

Ученицы, вчера ещё вполне скромные девочки, срочно «эмансипировались» и теперь устраивали побоища из-за смятого банта или пропавшего учебника. Гимназисты-старшеклассники требовали включения в педсоветы, дабы «отстаивать попранные права». Замечаний решительно не принимали, угрожали забастовками, а во время всенощной демонстративно курили у церковных сторожек и смеялись так громко, что мешали богослужению. В их нервном, непрекращающемся протесте ощущалась болезненная, щемящая нота, близкая к психозу.

Жаль, не жалей!

Газетные известия о бессмысленных мятежах, грабежах магазинов, разорении усадеб несли тревогу и страх, и никто уже не был уверен в завтрашнем дне. Отца Фёдора особенно возмущало то удовольствие, с которым газеты вели хронику разрушения. Казалось, служители печатного слова не сознавали его страшную силу. Или просто считали, что русский народ не решится на настоящую революцию. Или просто переживали эйфорию от дарованной им свободы печати.

На место закрытого «Восточного обозрения» одна за другой заступили три новых газеты. На их останках тотчас зародилась «Восточная Сибирь», а затем – сатирический журнал «Жало». Клише для иркутских карикатур заказывали в Красноярске, так они были злобны, да и внутри газетного-журнального сообщества не прекращались перебранки, без стеснения выносившиеся на газетные полосы. Редактор «Восточной Сибири» Бауэрберг, к примеру, сообщал, сколько денег и газетной бумаги не додал ему бывший партнёр – и обыватели недоумевали, почему «образованные» скандалят, будто бабы на базаре.

Энергичным ударом начальнику в лоб!

Дарованные Манифестом свободы всё больше сбивались к анархии. На станции Нижнеудинск объявилась некая организация, назвавшаяся Мировым порядком и присвоившая себе право миловать и казнить. Изо дня в день она выносила постановления, так что к началу июля 1906 года их было уже 116. Следующее, 117-е, адресовали Нижнеудинскому мировому судье Захарию Розенблиту: «Снисходя к вашим малолетним детям, мировой порядок вследствие окончательного своего постановления за !117 предлагает вам, Розенблит, немедленно подать в отставку и к 1 ноября 1906 года совершенно выбыть из пределов Иркутской губернии на постоянное жительство в Якутскую область. В противном случае вы будете немедленно лишены рукою правового порядка своего существования в сём мире за совершённые и совершаемые вами при исполнении служебных обязанностей разного рода злодеяния, взяточничество, ложные способничества и подстрекательство народа к низвержению государственного правового порядка с судейского поста! Примите истинные уверения! Председательствующий правового порядка. 2 июля 1906 года».

Подобные бумаги уже мало кого удивляли, и газета «Восточная Сибирь» публиковала их просто, без комментариев. В свою очередь часть читателей воспринимала их просто как пример для подражания. Так, садовник начальника станции Нижне-удинск Гвоздева в ответ на критику за испорченный урожай вырвал палку из рук хозяина и «ответил ещё более энергичным ударом той же палки начальнику в лоб».

Не до дела

Когда Фёдор Верномудров прочёл о том, что в Нижнеудинском тюремном замке арестанты ходят босыми (за неимением обуви), он уже и не удивился, потому что нельзя ведь одновременно и работать, и бунтовать; ревностно исполнять долг и при этом бороться с инакомыслящими.

В 1904-м иркутяне торжественно провожали на фронт Иркутский и Енисейский полки; обещали помнить, а вернувшихся встретить как героев – с почётом и уважением. И действительно: организовали подписку, купили блюда под хлеб-соль, даже сценарий набросали, но до конца дело так и не довели – погрузились в политику. Уже поздней осенью 1906 года один совестливый господин, пожелавший остаться неизвестным, написал городскому голове: «Иркутский и Енисейский полки скоро уходят из города в Томскую губернию на постоянное место жительства. И если уж не встретили их в своё время, как следовало, то уместно бы было проводить с должными почестями. Тем более что Иркутский полк, образовавшийся из Иркутского батальона, есть наш, иркутский, коренной».

Общий угар от дарованных Манифестом свобод продолжался ещё долго, и власть не знала средства для излечения от него. Просто высылала неблагонадёжных: кого-то – из Сибири ещё дальше в Сибирь, кого-то в Смоленскую губернию, а кого-то – и за границу. При этом опытные жандармы скептически пожимали плечами, имея в виду, что от перемены слагаемых сумма опасности не меняется.

Жандармы устали и с готовностью уходили в отставку. Вот и иркутский ротмистр Богданов однажды не отправился утром на службу. Соседи по Подаптечной, всегда боявшиеся его, сначала удивились, но скоро осмелели, и в короткое время Богданов стал посмешищем во дворе. Родственники советовали ему съехать, но Богданов упёрся, по старой привычке стал хвататься за револьвер и грозить арестом. Кончилось тем, что арестовали его самого.

Отставной подполковник Павлов, слышавший эту историю, крепко задумался и вскоре... исчез. А когда спохватились, то никто и не вспомнил, куда. Так и не узнали бы, если б не корреспонденция, напечатанная в «Восточной Сибири»: «Проживавший в селе Кутулик отставной подполковник Павлов отправился в лес за грибами и, сев у опушки покурить, получил удар в голову. Потом ему перерезали горло. Убитый ничего не имел и стоял совершенно в стороне от жизни. Три дня спустя на том же месте был зарезан пастух».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

Валентина Рекунова

© Восточно-Сибирская правда

18.10.2009

5 декабря 1905 года на вокзале висело объявление от 2 декабря, написанное на полулисте бумаги синим карандашом: «Сим объявляется публике и пассажирам, что на Россию отправятся 3-й и 11-й поезда. Начальник станции Иркутск». Было совершенно неясно, ушли эти поезда или только собираются уходить. Дальше...

Утро 28 ноября 1905 года выдалось очень тихим. У Сементовских поднялись, по обыкновению, рано, но спешить было некуда: почтово-телеграфная забастовка продолжалась, и трое взрослых членов семьи оставались без работы. Дальше...

7 ноября 1905 года тёплая погода привлекла на каток Детской площадки многочисленную публику. Кроме учащихся было немало взрослых. Дальше...

День 26 сентября 1905 года показался графине Кутайсовой, супруге генерал-губернатора, самым долгим за два года пребывания в Иркутске. Дамы её кружка, обещавшие съехаться в 10 утра, собрались лишь к одиннадцати, и с первых же фраз разговор пошёл не по тому руслу. Ольга Васильевна хотела представить свои планы помощи инвалидам, возвращающимся с войны, но дамы с порога начали возмущаться закрытием, «ввиду вредного направления», Иркутского педагогического общества. Хотя им положительно было известно, что граф Кутайсов касательства к этому не имел. Дальше...

19 сентября 1905 года пришло сообщение об отправке пяти петербургских врачей и десяти фельдшеров в личное распоряжение иркутского генерал-губернатора Кутайсова. Ему же срочно ассигновались 5 тыс. руб. на экстренные расходы. Получив телеграмму, граф Кутайсов немедленно возбудил ходатайство о выделении 20 тыс. руб. дополнительно. И это решительно никого не удивило, ведь сентябрьские телеграфные ленты несли очень тревожные вести о чуме на восточно-китайской железной дороге, в том числе на последнем разъезде за станцией Маньчжурия. Нужно было «взять серьёзные меры в видах предупреждения эпидемии в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях». Дальше...

Вот представьте себе. Стоит Дом. Уже больше ста лет. Мимо него когда-то проезжали подводы – с цоканьем копыт по деревянной мостовой. Потом появилось чудо – первый трамвай. Потом все больше автомобилей. Дом постепенно и неумолимо врастал своими окнами в землю – так старики к концу жизни становятся ниже ростом: тянет к земле. Так же и Дом – мостовая все выше, асфальт все толще... И суетливые прохожие уже ничего не видят в нем, кроме потенциального хлама, которому не место в современном городе. А дом-старик знает: где-то по земле ходят его потомки, для которых он память, авторитет и связь с предками. О таких домах и людях наш рассказ. Дальше...

14 марта 1904 года в Иркутске по дороге на фронт сделала остановку большая группа корреспондентов из обеих столиц. От «Биржевых ведомостей» ехал г-н Эристов, от «Новостей» – г-н Соломон, от «Новостей дня» – художник Верещагин. «Новое время» и «Русское слово» представляли по три военных корреспондента, среди которых была и женщина – госпожа Пуарэ. Писатель Амфитеатров командировался сразу от двух изданий, «Нива» и «Русь»; первое наняло его за тысячу рублей в месяц, второе – за три тысячи. Во столько же обошёлся «Новому времени» и известный журналист Кравченко. Дальше...

8 февраля 1904 года в канцелярию иркутского губернатора поступила телеграмма, что иркутский военный генерал-губернатор, сенатор, генерал от инфантерии граф Кутайсов возвращается из Санкт-Петербурга.
Сообщались номер поезда, дата, но при этом чётко оговаривалось, «чтобы в Иркутске никто не встречал. Если нужно по делам, то с дороги будет телеграфировано, когда его сиятельство будет принимать». Пробежав телеграмму, иркутский губернатор Моллериус чуть приметно вздохнул и заперся в кабинете – собраться с мыслями. Дальше...

Ежегодный польский бал в 1904-м пришёлся на 31 января. Шёл пятый день русско-японской войны, однако быть балу или не быть – не обсуждалось Дальше...

Субботним вечером 24 января 1904 года иркутский инженерный бомонд съехался в музей Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества на доклад А.Л. Львова о влиянии мёрзлого грунта на строительство зданий в Иркутске. И хотя чтение было «покрыто аплодисментами» (свидетельство «Иркутских губернских ведомостей»), далеко не все разделили выводы г-на Львова; напротив, разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до одиннадцати часов. Кончилось тем, что образовали комиссию для углубления в суть вопроса, и самый активный из оппонентов докладчика, Феликс Иосифович Казимировский, предложил уже в ближайшую пятницу встретиться у него на квартире. Но вовремя вспомнил, что именно пятница, 30 января, занята совершенно и бесповоротно – в этот день Ксении Константиновне Казимировской, супруге Феликса Иосифовича, исполнялось тридцать лет. Дальше...

Вы кажетесь себе продвинутым. У вас есть смартфон, аська и Живой журнал? Не смешите небеса. Ваши мысли не оригинальнее владельца латунного самовара и саврасого мерина, жившего 150 лет назад. Идея была проста: взять подшивку газет «Иркутские губернские ведомости» полуторавековой давности и сравнить с тем, что пишут в иркутских блогах сегодня. Оказалось очень любопытно – за это время в головах иркутян мало что поменялось Дальше...

Речь не о мистике идёт! Просто каждому приличному городу действительно нужно, чтобы под скорлупой его асфальтированных улиц и парковых зон, под экстерьером жилых домов и пустырей скрывался таинственный мир городского подземелья. Скрытый от взора профанов мир запутанных подземных коммуникаций. Мир, о котором можно было бы слагать легенды и куда можно было бы, скажем так, стремиться попасть. Дальше...

Во многих семьях складываются свои традиции встречи Нового года. У одних это спектакль, подготовленный детьми, у других — особенный мамин пирог, у третьих — обязательная встреча всех родственников за праздничным столом. А как встречали Новый год в прошлом веке в Сибири? Сегодня в нашей энциклопедии — рассказы иркутян о том, как это происходило в послевоенные годы. Дальше...

1 ноября 1901 года в 3-ю полицейскую часть пришли двое мальчишек в лохмотьях и заявили, что им нечего есть. Этот эпизод немедленно стал достоянием газетной хроники, и не потому, что мальчишки в лохмотьях были в ту пору в диковинку, – удивило обращение в полицию: куда чаще дети иркутских улиц промышляли попрошайничеством и воровством. Вот и в тот самый день, 1 ноября, когда полицейские делились с нежданными «гостями» обедом, в лавке напротив Пестерёвской* поймали шайку малолетних воришек. А в конце ноября во 2-ю полицейскую часть был доставлен девятилетний парнишка, избегавший решительно всю Сибирь и везде находивший крышу и пропитание. Мать, не знавшая, что с ним делать, привела сына к приставу – «для вразумления». На вопрос, зачем он всё бегает и ворует, путешественник с совершенной серьёзностью отвечал: «Тянет, не могу усидеть!». Кончилось тем, что его определили в Иркутскую земледельческую колонию – так официально называлась исправительная колония для малолетних преступников. Дальше...

В подвале жилого дома на улице Волжской поймана рысь. Дальше...

27 октября 1904 года «Иркутские губернские ведомости» вынужденно объяснялись с читателями: «По поводу циркулирующих в городе упорных слухов, что мы, не желая волновать общественное мнение, не печатаем известий об убийствах, грабежах и кражах, считаем необходимым сказать, что сообщаем обо всех фактах, зарегистрированных полицией». Дальше...

12 августа 1904 года министр путей сообщения князь Хилков, осматривая депо в порту Байкал, обнаружил самодвижущийся механический экипаж, не похожий ни на один из известных ему образцов. Разработал его некто К-н, инженер-механик Байкальской переправы. А техник этой же переправы Б-в придумал новое рельсовое скрепление, позволявшее увеличивать скорость и при этом сокращать расходы на топливо. Министр был весьма и весьма впечатлён и распорядился отвезти чертежи в Петербург Дальше...

Одним из новых явлений наступившего века стало резкое увеличение крестьянской доли в населении Иркутска. Традиционно основным городским сословием были мещане, но к 1904 году крестьяне вплотную приблизились к ним, составив почти треть населения и в 4,3 раза превысив число цеховых, в семь раз – купцов и почётных граждан, в 7,5 раза – чиновников и дворян и более чем в восемь раз – число военных. Дальше...

1898 год в Иркутске завершался на цирковой манер: в декабре заезжий гастролёр приглашал посмотреть панораму, затем демонстрировал нумизматическую коллекцию, под занавес же предложил посмотреть дрессированных крыс. Две из них, по общему признанию, «выказывали неподдельное дарование», и о них говорили едва ли не с умилением. Но всё меркло перед главным событием года — прибытием в Иркутск первого поезда. Дальше...

Карл Карлович фон Нейман, один из блестящих выпускников Дерптского университета пятидесятых годов девятнадцатого столетия, определён был на службу в Пулковскую обсерваторию. А оттуда направлен дальше, на восток — между прочим, с большим повышением в должности. И всё бы тут хорошо, да только в Риге у молодого учёного оставалась невеста Дальше...

27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский. Дальше...

16 июля 1904 года в редакцию «Иркутских губернских ведомостей» вошёл антрепренёр городского театра г-н Вольский – с таким победоносным видом, что нельзя было не догадаться: оперная труппа на предстоящий сезон сформирована! Ближайший номер газеты был готов, но держать такую новость было решительно невозможно, и редактор, г-н Виноградов, распорядился снять два текста из «Хроники» и лично проводил антрепренёра к наборщику, на ходу расспрашивая о солистах. Дальше...

За 150 лет в истории сибирской фотографии накопилось столько тайн и загадок, противоречий и коллизий, что настала пора о них рассказать. Рудольф Георгиевич Берестенёв, старший преподаватель кафедры телевидения, радиовещания и истории журналистики ИГУ подготовил к изданию книгу, в которой приоткрывает завесу над некоторыми событиями такого далёкого и такого недавнего прошлого. Дальше...

6 марта 1897 г. в Ремесленную управу доставили посылку, довольно объёмную. Час был обеденный, и в приёмной случился только служащий Подгорбунский. Повертев деревянный ящик и так и этак, он оставил его на столе и сходил за членом управы Серебренниковым. Вместе они вскрыли посылку, и сейчас же раздался взрыв... Подгорбунский с Серебренниковым были серьёзно ранены. А полицейский пристав, прибыв на место, сразу сделал сердитое предположение: «Чую, кто-то из своих». Дальше...

В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы Дальше...

27 июля 1801 года в иркутских мясных рядах появился небывалый посетитель — медведь. Перепуганные торговцы немедля собрали товар, покупатели сбились в кучу и схватились за колья, а семинарист Сизов, шедший мимо, заскочил на прилавок, стал прыгать и медведя дразнить. Лесной гость лениво поглядывал на него, а потом резко развернулся, схватил и едва не задрал до смерти. Дальше...

На статью в «Копейке» о репрессированных связистах откликнулись многие читатели. Одна из них — иркутянка Тамара Михайловна Буракова. Позвонила и с дрожью в голосе рассказала: «Мы жили на улице Троицкой: три дома — несколько семей связистов. Жили душа в душу, как родня. Я была ребенком, но очень хорошо помню, как в 1937 году осиротели наши соседи — всех мужчин репрессировали, объявив врагами народа. Моему отцу каким-то чудом удалось избежать этой участи. Скорее всего, потому что он сильно болел. А в 1939 году умер от туберкулеза... Приезжайте обязательно, ведь, кроме меня, о событиях тех лет больше никто не расскажет — очень многих давно уже нет в живых». Дальше...

Григорий Гольдберг восстанавливает историю семьи по папкам с грифом «секретно» Дальше...

Одна из легенд, связанных с Второвским особняком, многим больше знакомым как Иркутский Дворец пионеров, повествует о хозяйке, не выходившей к гостям во время балов и приёмов, а лишь наблюдавшей за ними сквозь решётку потайной комнаты Дальше...

Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу. Дальше...

Поместье графа состояло из четырех домов. В одном после смерти графа проживала его сестра Мария с мужем Николаем, а в другом жил бандит Константин Петров, заведовавший складом оружия, принадлежавшего банде Кочкина. Склад помещался под землей, но не на самой территории поместья, а рядом с забором на территории соседей. Место это было выбрано Кочкиным специально для того, чтобы в случае непредвиденного обыска Косте не предъявлялись претензии, что, мол, на его территории склад. Пулеметов, винтовок, наганов и прочего оружия, складированного в схроне, было достаточно, чтобы вооружить целый взвод бандитов, как говорится до зубов. Дальше...

Он выплывает из-за поворота, будто сказочный средневековый корабль. Особенно хорош он зимой, когда деревья не закрывают его, а лишь чуть прорисовываются на фоне тёмно-красных стен. Домовладения Файнберга проступают сквозь иркутские летописи по мере того, как в них происходит что-то значительное или просто случается происшествие: скажем, 27 июля 1883 года шаровая молния влетела в отворённое окно дома Файнберга на Медведниковской, прошла через зал, спальню и вылетела в другое окно, отбив штукатурку и дверные части окна. Дальше...

Иркутск впервые появляется на карте Сибири стольника Петра Ивановича Годунова, которая была составлена по повелению царя Алексея в 1667 году. На карте есть реки Енисей, Ангара с Окой и озеро Байкал, а Иркутск обозначен ещё как зимовье. Дальше...

Бежит, спешит к Ангаре невеликая речушка Ушаковка... Спешат мимо неё иркутяне, не обращая внимания на городскую речку, ничем не славную. Ничем? Как бы не так! Начать с того, что называлась она испокон веку Ида, а нынешнее название — это запечатлённая в топониме память о событиях, произошедших уже более трёхсот лет тому назад. Дальше...

Иркутские истории — это не только припорошенные благородной архивной пылью предания старины. У каждого из нас, иркутян, есть своя история, запечатленная в потаённом уголке нашей памяти. Не отказываясь от наших еженедельных путешествий по страницам былого, сегодня мы обращаемся к нашим читателям с просьбой: поделитесь своими историями с нами! Какая улица запала вам в душу, что тронуло сердце? Какое событие оставило след в вашей памяти? Мы призываем вас, дорогие читатели, вместе с нами написать историю современного Иркутска в рассказах горожан… Дальше...

Именитых гостей в Иркутске конца девятнадцатого столетия непременно водили в «Мавританский замок» — Восточно-Сибирское отделение Императорского Русского географического общества. Дальше...

Заранее оповещённые горожане с утра заняли тротуары на Арсенальской (ныне Дзержинского), до самого поворота на Ланинскую (Декабрьских Событий). Всего в этот день, 20 августа 1873 года, собралось до 700 человек. Особенно выделялись снующие тут и там ребятишки и нарядные дамы. Впрочем, последние, потеряв терпение, пересаживались на экипажи и разъезжали из конца в конец улицы. Наконец послышалось: «Едут, едут!», «Везут, везут!» – и толпа тотчас же наклонилась, всматриваясь и вслушиваясь. Сначала донёсся шум, а потом в отдаленье показалась сама медведка Дальше...