Иркутские истории — это не только припорошенные благородной архивной пылью предания старины. У каждого из нас, иркутян, есть своя история, запечатленная в потаённом уголке нашей памяти. Не отказываясь от наших еженедельных путешествий по страницам былого, сегодня мы обращаемся к нашим читателям с просьбой: поделитесь своими историями с нами! Какая улица запала вам в душу, что тронуло сердце? Какое событие оставило след в вашей памяти? Мы призываем вас, дорогие читатели, вместе с нами написать историю современного Иркутска в рассказах горожан…

Я — счастливый человек, потому что родилась в самом красивом городе на земле, в Иркутске. Жила я в Ново-Ленино, на улице Почтамтской в общежитии со своими родителями. Все люди, которые проживали в общежитии, были железнодорожниками, ведь и папа у меня, Борисенко Иван Павлович, — почётный железнодорожник, кавалер ордена Ленина и просто порядочный, замечательный человек.

Жизнь в нашем дворе была очень уютной, все друг друга знали и уважали. Я вставала рано утром, мама надевала на меня красивое платье, вплетала в косы банты, и у меня была только одна-единственная мысль: как бы поскорее убежать на улицу. Примерно в десять часов я выскакивала на улицу, забрать же меня обратно домой было непросто. Кушать всё-таки хочется, так я ловила момент, когда мама не видит, заскакивала домой, хватала хлеб, обмакивала его в воду, затем в сахар и быстро вылетала назад, чтобы меня не посадили за стол и не заставили нормально обедать.

Также в нашем дворе была карусель, которую построили наши родители. Тогда родители находили время построить за домом спортивную площадку, огромные качели, а каждую зиму они нам строили ледяные горки. У меня осталось ощущение абсолютного восторга, и не столько от катания на горке, а от самого процесса, как мы с папой выносили воду, чтобы залить горки. Но главное, что мне запомнилось, это дух и атмосфера этих дней. Были и разбитые колени, носы, были двоечники, бандиты, но это всё не мешало жить счастливо.

У меня мама была завзятая театралка, и моё первое посещение — это театр юного зрителя. У меня было ощущение, что я попала в сказку, я перестала ощущать зал, как будто я участвую в том, что на сцене происходит. И ещё яркое потрясение детства — это открытие цирка. Для нас, ребятишек 60-х годов, это было событие. В цирк мы ходили семьёй. Достать билеты было трудно, их нужно было брать за месяц. Мне казался цирк очень красивым, шикарным.

И ещё раньше были праздники. Когда 1 Мая рабочие Иркутского авиационного завода ехали на демонстрацию, с гармошками, шарами, с транспарантами, мы устраивались на заборах и с удовольствием на всё это смотрели. Затем мама брала нас с братом за руку, и мы вместе с рабочими авиазавода шли до электрички. Вторая половина этого праздника начиналась, когда старшие чинно возвращались с демонстрации, приходили во двор, ставили столы. Со всех этажей бежали хозяйки с тарелками, все выходили из дома, и начиналась гулянка. Взрослые становились детьми, они в азарте катались с горок, боролись, сбивали друг друга соломенными мешками, танцевали, пели... Словом, веселились по-настоящему.

Сегодня я возвращаюсь в памяти к празднованию 300-летия со дня присвоения Иркутску статуса города. Город преобразился, и казалось, что нет такого человека, который чего-то не сделал, чтобы хорошо отпраздновать юбилей своего города. Сегодня изменился не Иркутск — изменились люди. И мне бы хотелось поменять иждивенческое отношение горожан к своему городу, сделать так, чтобы люди отдавали городу свою любовь.

Рассказ Светланы Домбровской, председателя комитета по культуре администрации г . Иркутска, записала Ирина ЕФРЕМОВА

*** Иркутск моего детства — это послевоенный Иркутск 40-х годов уже прошлого, двадцатого века. Вспоминаю деревянные дома на углу улиц Марата и Горького с дворами, заросшими сиренью. Эти дома стоят и сегодня: деревянный квар-тал по улице Горького, между улицами Марата и Степана Разина.

Каменной застройки тогда было немного: не было здания по улице Степана Разина, в котором разместился потом магазин облпотребсоюза «Сибирь», не было и «сталинки» на углу ул. Горького и Ленина. Зато на его месте, на углу ул. Марата, было деревянное здание «Парикмахерской», с белыми нарядными ставнями на окнах, из которых летом пахло одеколоном «Шипр».

Чуть дальше находилась водокачка — не привычная многим водопроводная колонка, а небольшой домик с оконцем. В выдвижной ящик под окном нужно было класть деньги, и только потом сторож включал воду. Если денег не было, нужно было прийти за водой ближе к вечеру — тогда сторож засыпал, и воду можно было взять просто так. Позже, уже в пятидесятых, платную водокачку убрали, а вместо неё появилась колонка с кривой ручкой.

Напротив водокачки был деревянный дом, в котором жил врач-стоматолог со своей семьей. На дверях парадного была прибита табличка «Кусман. Зубной врач» и написаны часы приёма — глава семьи вёл частную практику. Нижняя часть окон первого этажа почему-то была застеклена синими стёклами, и оттого днём в этих комнатах была таинственная и загадочная атмосфера. Все соседи так и называли этот дом — «дом Кусмана». Тогда вообще была привычка давать домам имена собственные — чуть дальше, на улице Марата, был «дом специалистов», а был ещё «дом Кузнеца», «дом геологов»...

Пятачок у водокачки напротив дома Кусмана был местом людным. Водопровод и канализация в жилых домах встречались нечасто. Вечером по улице Марата шли ассенизационные обозы — огромные бочки на телегах, запряжённых лошадьми. Появлялись они с наступлением сумерек, и ребятня с воплями разбегалась по дворам, подальше от невыносимого запаха. Новые каменные дома, квартиры с высокими потолками, с холодной водой, паровым отоплением, с ванной и газовым титаном для горячей воды были приметой новой, счастливой послевоенной жизни. Так мы представляли себе светлое будущее. А пока — пока у водокачки собирались люди, набрать воды, посудачить, обменяться новостями. Сюда же, пользуясь скоплением народа, каждый день приходил слепой скрипач. На поясе скрипача висела жестяная кружка, в которую бросали монеты. Скрипка была не самого лучшего качества, да и у исполнителя таланта к музыке никакого, так что звуки выходили соответствующие. Больше всего от этих завываний страдали Кусманы, ведь «концерт» проходил прямо под их окнами. Рано или поздно кто-нибудь из них выбегал на улицу, совал скрипачу монетку и спроваживал его прочь. Но место не оставалось пустым — стоило удалиться скрипачу, как появлялся керосинщик со своей тележкой и начинал громко зазывать покупателей. Поскольку газовые плиты были редкостью, большинство готовило на керогазах. И вновь под окнами Кусманов было шумно...

Мало-помалу новое наступало на наш деревянный квартал. Снесли несколько домов у улицы Степана Разина (сейчас на этом месте дом 10 по улице Горького). На месте снесённых домов долго оставались развалины, над которыми возвышались тополя. Пацаны немедленно развесили на ветки тополей веревки и с дикими воплями раскачивались над остатками снесённых домов. Прохожие вздрагивали от неожиданности, но относились с пониманием — в кинотеатрах как раз шёл «Тарзан».

Жителей из снесённых домов отселяли в район улицы Волжской, в благоустроенные дома. Тогда почему-то слово «квартира» было не в ходу, говорили «секция». Уведомление о сносе получили и обитатели нашего дома, но, видно, планы градостроителей изменились. Сегодня, проходя иногда по улице Горького, мимо знакомого двора, я вспоминаю то время: непростое, несытое, но какое-то доброе и по-своему очень светлое.

Елена Николаевна, иркутянка

Источник
просмотров: 656

Форум

Другие статьи

5 декабря 1905 года на вокзале висело объявление от 2 декабря, написанное на полулисте бумаги синим карандашом: «Сим объявляется публике и пассажирам, что на Россию отправятся 3-й и 11-й поезда. Начальник станции Иркутск». Было совершенно неясно, ушли эти поезда или только собираются уходить. Дальше...

Утро 28 ноября 1905 года выдалось очень тихим. У Сементовских поднялись, по обыкновению, рано, но спешить было некуда: почтово-телеграфная забастовка продолжалась, и трое взрослых членов семьи оставались без работы. Дальше...

7 ноября 1905 года тёплая погода привлекла на каток Детской площадки многочисленную публику. Кроме учащихся было немало взрослых. Дальше...

Вечером 17 октября 1905 года четверо неизвестных останавливали проходящих по Амурской (Ленина, авт.) и решительно требовали сдавать прокламации. Удивлённые иркутяне растерянно отвечали, что не несут запрещённой литературы – и для пущей убедительности открывали портфели, сумки, выворачивали карманы. Дальше...

День 26 сентября 1905 года показался графине Кутайсовой, супруге генерал-губернатора, самым долгим за два года пребывания в Иркутске. Дамы её кружка, обещавшие съехаться в 10 утра, собрались лишь к одиннадцати, и с первых же фраз разговор пошёл не по тому руслу. Ольга Васильевна хотела представить свои планы помощи инвалидам, возвращающимся с войны, но дамы с порога начали возмущаться закрытием, «ввиду вредного направления», Иркутского педагогического общества. Хотя им положительно было известно, что граф Кутайсов касательства к этому не имел. Дальше...

19 сентября 1905 года пришло сообщение об отправке пяти петербургских врачей и десяти фельдшеров в личное распоряжение иркутского генерал-губернатора Кутайсова. Ему же срочно ассигновались 5 тыс. руб. на экстренные расходы. Получив телеграмму, граф Кутайсов немедленно возбудил ходатайство о выделении 20 тыс. руб. дополнительно. И это решительно никого не удивило, ведь сентябрьские телеграфные ленты несли очень тревожные вести о чуме на восточно-китайской железной дороге, в том числе на последнем разъезде за станцией Маньчжурия. Нужно было «взять серьёзные меры в видах предупреждения эпидемии в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях». Дальше...

Вот представьте себе. Стоит Дом. Уже больше ста лет. Мимо него когда-то проезжали подводы – с цоканьем копыт по деревянной мостовой. Потом появилось чудо – первый трамвай. Потом все больше автомобилей. Дом постепенно и неумолимо врастал своими окнами в землю – так старики к концу жизни становятся ниже ростом: тянет к земле. Так же и Дом – мостовая все выше, асфальт все толще... И суетливые прохожие уже ничего не видят в нем, кроме потенциального хлама, которому не место в современном городе. А дом-старик знает: где-то по земле ходят его потомки, для которых он память, авторитет и связь с предками. О таких домах и людях наш рассказ. Дальше...

14 марта 1904 года в Иркутске по дороге на фронт сделала остановку большая группа корреспондентов из обеих столиц. От «Биржевых ведомостей» ехал г-н Эристов, от «Новостей» – г-н Соломон, от «Новостей дня» – художник Верещагин. «Новое время» и «Русское слово» представляли по три военных корреспондента, среди которых была и женщина – госпожа Пуарэ. Писатель Амфитеатров командировался сразу от двух изданий, «Нива» и «Русь»; первое наняло его за тысячу рублей в месяц, второе – за три тысячи. Во столько же обошёлся «Новому времени» и известный журналист Кравченко. Дальше...

8 февраля 1904 года в канцелярию иркутского губернатора поступила телеграмма, что иркутский военный генерал-губернатор, сенатор, генерал от инфантерии граф Кутайсов возвращается из Санкт-Петербурга.
Сообщались номер поезда, дата, но при этом чётко оговаривалось, «чтобы в Иркутске никто не встречал. Если нужно по делам, то с дороги будет телеграфировано, когда его сиятельство будет принимать». Пробежав телеграмму, иркутский губернатор Моллериус чуть приметно вздохнул и заперся в кабинете – собраться с мыслями. Дальше...

Ежегодный польский бал в 1904-м пришёлся на 31 января. Шёл пятый день русско-японской войны, однако быть балу или не быть – не обсуждалось Дальше...

Субботним вечером 24 января 1904 года иркутский инженерный бомонд съехался в музей Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества на доклад А.Л. Львова о влиянии мёрзлого грунта на строительство зданий в Иркутске. И хотя чтение было «покрыто аплодисментами» (свидетельство «Иркутских губернских ведомостей»), далеко не все разделили выводы г-на Львова; напротив, разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до одиннадцати часов. Кончилось тем, что образовали комиссию для углубления в суть вопроса, и самый активный из оппонентов докладчика, Феликс Иосифович Казимировский, предложил уже в ближайшую пятницу встретиться у него на квартире. Но вовремя вспомнил, что именно пятница, 30 января, занята совершенно и бесповоротно – в этот день Ксении Константиновне Казимировской, супруге Феликса Иосифовича, исполнялось тридцать лет. Дальше...

Вы кажетесь себе продвинутым. У вас есть смартфон, аська и Живой журнал? Не смешите небеса. Ваши мысли не оригинальнее владельца латунного самовара и саврасого мерина, жившего 150 лет назад. Идея была проста: взять подшивку газет «Иркутские губернские ведомости» полуторавековой давности и сравнить с тем, что пишут в иркутских блогах сегодня. Оказалось очень любопытно – за это время в головах иркутян мало что поменялось Дальше...

Речь не о мистике идёт! Просто каждому приличному городу действительно нужно, чтобы под скорлупой его асфальтированных улиц и парковых зон, под экстерьером жилых домов и пустырей скрывался таинственный мир городского подземелья. Скрытый от взора профанов мир запутанных подземных коммуникаций. Мир, о котором можно было бы слагать легенды и куда можно было бы, скажем так, стремиться попасть. Дальше...

Во многих семьях складываются свои традиции встречи Нового года. У одних это спектакль, подготовленный детьми, у других — особенный мамин пирог, у третьих — обязательная встреча всех родственников за праздничным столом. А как встречали Новый год в прошлом веке в Сибири? Сегодня в нашей энциклопедии — рассказы иркутян о том, как это происходило в послевоенные годы. Дальше...

1 ноября 1901 года в 3-ю полицейскую часть пришли двое мальчишек в лохмотьях и заявили, что им нечего есть. Этот эпизод немедленно стал достоянием газетной хроники, и не потому, что мальчишки в лохмотьях были в ту пору в диковинку, – удивило обращение в полицию: куда чаще дети иркутских улиц промышляли попрошайничеством и воровством. Вот и в тот самый день, 1 ноября, когда полицейские делились с нежданными «гостями» обедом, в лавке напротив Пестерёвской* поймали шайку малолетних воришек. А в конце ноября во 2-ю полицейскую часть был доставлен девятилетний парнишка, избегавший решительно всю Сибирь и везде находивший крышу и пропитание. Мать, не знавшая, что с ним делать, привела сына к приставу – «для вразумления». На вопрос, зачем он всё бегает и ворует, путешественник с совершенной серьёзностью отвечал: «Тянет, не могу усидеть!». Кончилось тем, что его определили в Иркутскую земледельческую колонию – так официально называлась исправительная колония для малолетних преступников. Дальше...

В подвале жилого дома на улице Волжской поймана рысь. Дальше...

27 октября 1904 года «Иркутские губернские ведомости» вынужденно объяснялись с читателями: «По поводу циркулирующих в городе упорных слухов, что мы, не желая волновать общественное мнение, не печатаем известий об убийствах, грабежах и кражах, считаем необходимым сказать, что сообщаем обо всех фактах, зарегистрированных полицией». Дальше...

12 августа 1904 года министр путей сообщения князь Хилков, осматривая депо в порту Байкал, обнаружил самодвижущийся механический экипаж, не похожий ни на один из известных ему образцов. Разработал его некто К-н, инженер-механик Байкальской переправы. А техник этой же переправы Б-в придумал новое рельсовое скрепление, позволявшее увеличивать скорость и при этом сокращать расходы на топливо. Министр был весьма и весьма впечатлён и распорядился отвезти чертежи в Петербург Дальше...

Одним из новых явлений наступившего века стало резкое увеличение крестьянской доли в населении Иркутска. Традиционно основным городским сословием были мещане, но к 1904 году крестьяне вплотную приблизились к ним, составив почти треть населения и в 4,3 раза превысив число цеховых, в семь раз – купцов и почётных граждан, в 7,5 раза – чиновников и дворян и более чем в восемь раз – число военных. Дальше...

1898 год в Иркутске завершался на цирковой манер: в декабре заезжий гастролёр приглашал посмотреть панораму, затем демонстрировал нумизматическую коллекцию, под занавес же предложил посмотреть дрессированных крыс. Две из них, по общему признанию, «выказывали неподдельное дарование», и о них говорили едва ли не с умилением. Но всё меркло перед главным событием года — прибытием в Иркутск первого поезда. Дальше...

Карл Карлович фон Нейман, один из блестящих выпускников Дерптского университета пятидесятых годов девятнадцатого столетия, определён был на службу в Пулковскую обсерваторию. А оттуда направлен дальше, на восток — между прочим, с большим повышением в должности. И всё бы тут хорошо, да только в Риге у молодого учёного оставалась невеста Дальше...

27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский. Дальше...

16 июля 1904 года в редакцию «Иркутских губернских ведомостей» вошёл антрепренёр городского театра г-н Вольский – с таким победоносным видом, что нельзя было не догадаться: оперная труппа на предстоящий сезон сформирована! Ближайший номер газеты был готов, но держать такую новость было решительно невозможно, и редактор, г-н Виноградов, распорядился снять два текста из «Хроники» и лично проводил антрепренёра к наборщику, на ходу расспрашивая о солистах. Дальше...

За 150 лет в истории сибирской фотографии накопилось столько тайн и загадок, противоречий и коллизий, что настала пора о них рассказать. Рудольф Георгиевич Берестенёв, старший преподаватель кафедры телевидения, радиовещания и истории журналистики ИГУ подготовил к изданию книгу, в которой приоткрывает завесу над некоторыми событиями такого далёкого и такого недавнего прошлого. Дальше...

6 марта 1897 г. в Ремесленную управу доставили посылку, довольно объёмную. Час был обеденный, и в приёмной случился только служащий Подгорбунский. Повертев деревянный ящик и так и этак, он оставил его на столе и сходил за членом управы Серебренниковым. Вместе они вскрыли посылку, и сейчас же раздался взрыв... Подгорбунский с Серебренниковым были серьёзно ранены. А полицейский пристав, прибыв на место, сразу сделал сердитое предположение: «Чую, кто-то из своих». Дальше...

В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы Дальше...

27 июля 1801 года в иркутских мясных рядах появился небывалый посетитель — медведь. Перепуганные торговцы немедля собрали товар, покупатели сбились в кучу и схватились за колья, а семинарист Сизов, шедший мимо, заскочил на прилавок, стал прыгать и медведя дразнить. Лесной гость лениво поглядывал на него, а потом резко развернулся, схватил и едва не задрал до смерти. Дальше...

На статью в «Копейке» о репрессированных связистах откликнулись многие читатели. Одна из них — иркутянка Тамара Михайловна Буракова. Позвонила и с дрожью в голосе рассказала: «Мы жили на улице Троицкой: три дома — несколько семей связистов. Жили душа в душу, как родня. Я была ребенком, но очень хорошо помню, как в 1937 году осиротели наши соседи — всех мужчин репрессировали, объявив врагами народа. Моему отцу каким-то чудом удалось избежать этой участи. Скорее всего, потому что он сильно болел. А в 1939 году умер от туберкулеза... Приезжайте обязательно, ведь, кроме меня, о событиях тех лет больше никто не расскажет — очень многих давно уже нет в живых». Дальше...

Григорий Гольдберг восстанавливает историю семьи по папкам с грифом «секретно» Дальше...

Одна из легенд, связанных с Второвским особняком, многим больше знакомым как Иркутский Дворец пионеров, повествует о хозяйке, не выходившей к гостям во время балов и приёмов, а лишь наблюдавшей за ними сквозь решётку потайной комнаты Дальше...

Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу. Дальше...

Поместье графа состояло из четырех домов. В одном после смерти графа проживала его сестра Мария с мужем Николаем, а в другом жил бандит Константин Петров, заведовавший складом оружия, принадлежавшего банде Кочкина. Склад помещался под землей, но не на самой территории поместья, а рядом с забором на территории соседей. Место это было выбрано Кочкиным специально для того, чтобы в случае непредвиденного обыска Косте не предъявлялись претензии, что, мол, на его территории склад. Пулеметов, винтовок, наганов и прочего оружия, складированного в схроне, было достаточно, чтобы вооружить целый взвод бандитов, как говорится до зубов. Дальше...

Он выплывает из-за поворота, будто сказочный средневековый корабль. Особенно хорош он зимой, когда деревья не закрывают его, а лишь чуть прорисовываются на фоне тёмно-красных стен. Домовладения Файнберга проступают сквозь иркутские летописи по мере того, как в них происходит что-то значительное или просто случается происшествие: скажем, 27 июля 1883 года шаровая молния влетела в отворённое окно дома Файнберга на Медведниковской, прошла через зал, спальню и вылетела в другое окно, отбив штукатурку и дверные части окна. Дальше...

Иркутск впервые появляется на карте Сибири стольника Петра Ивановича Годунова, которая была составлена по повелению царя Алексея в 1667 году. На карте есть реки Енисей, Ангара с Окой и озеро Байкал, а Иркутск обозначен ещё как зимовье. Дальше...

Бежит, спешит к Ангаре невеликая речушка Ушаковка... Спешат мимо неё иркутяне, не обращая внимания на городскую речку, ничем не славную. Ничем? Как бы не так! Начать с того, что называлась она испокон веку Ида, а нынешнее название — это запечатлённая в топониме память о событиях, произошедших уже более трёхсот лет тому назад. Дальше...

Именитых гостей в Иркутске конца девятнадцатого столетия непременно водили в «Мавританский замок» — Восточно-Сибирское отделение Императорского Русского географического общества. Дальше...

Заранее оповещённые горожане с утра заняли тротуары на Арсенальской (ныне Дзержинского), до самого поворота на Ланинскую (Декабрьских Событий). Всего в этот день, 20 августа 1873 года, собралось до 700 человек. Особенно выделялись снующие тут и там ребятишки и нарядные дамы. Впрочем, последние, потеряв терпение, пересаживались на экипажи и разъезжали из конца в конец улицы. Наконец послышалось: «Едут, едут!», «Везут, везут!» – и толпа тотчас же наклонилась, всматриваясь и вслушиваясь. Сначала донёсся шум, а потом в отдаленье показалась сама медведка Дальше...