Автор: Валентина РЕКУНОВА

День 26 сентября 1905 года показался графине Кутайсовой, супруге генерал-губернатора, самым долгим за два года пребывания в Иркутске. Дамы её кружка, обещавшие съехаться в 10 утра, собрались лишь к одиннадцати, и с первых же фраз разговор пошёл не по тому руслу. Ольга Васильевна хотела представить свои планы помощи инвалидам, возвращающимся с войны, но дамы с порога начали возмущаться закрытием, «ввиду вредного направления», Иркутского педагогического общества. Хотя им положительно было известно, что граф Кутайсов касательства к этому не имел.

Иван Иванович Попов, редактор «Восточного обозрения», непосредственный участник событий октября 1905 года в Иркутске

Прежде время в гостиной супруги начальника края пролетало незаметно, а сегодня оно потянулось мучительно, и когда дамы уехали, Кутайсова с удивлением обнаружила, что на часах нет и половины двенадцатого. И подумала с беспокойством, что в какие-то полчаса эти дамы, к которым она привязалась, отдалились стремительно и, наверное,  безвозвратно. Чувство острого одиночества охватило Ольгу Васильевну, и она немедля отправилась к мужу на главную, представительскую половину дома генерал-губернатора. По неписанным правилам графиня не появлялась там в служебные часы, но  сегодня был особый, исключительный случай.

С поправкой на радикализм

С началом всеобщей забастовки дом генерал-губернатора сильно переменился: коридоры, обычно полупустые, заполнили юнкера, всюду было накурено, из приёмной слышались непривычно громкие голоса. Ольге Васильевне доложили, что у генерала сейчас редактор оппозиционного «Восточного обозрения», и она беззвучно открыла дверь,  сразу увидев прямую фигуру Павла Ипполитовича, курившего у окна. Он молча слушал, изредка взглядывая  на редактора, и лицо его сохраняло требуемое, то есть как бы растерянное  и испуганное выражение.

Графиня осторожно закрыла дверь, думая о том, что в министерстве внутренних дел не ошиблись, отправив на иркутское генерал-губернаторство природного дипломата и лицедея.  Она знала, что граф очень не любил «политических»,  считая их более опасными, чем уголовники. Но он видел в них большую и всё возрастающую  силу, с которой уже нельзя не считаться. В Иркутске оппозицию составляли не только многочисленные ссыльные  социал-демократы и эсеры, но и беспартийные  адвокаты, успешные коммерсанты. «Общее умопомрачение» (как называл революцию граф) создало совершенно новую ситуацию, в которой нельзя уже было жать и давить, но ещё можно было играть и выигрывать.

К ссыльному Попову, редактору популярной газеты «Восточное обозрение», граф легко нашёл ключик, и «непримиримый Иван Иванович» подолгу пил кофе в генерал-губернаторском кабинете, давая советы и веря, что имеет на графа большое влияние. Павел Ипполитович охотно подыгрывал и был очень  доволен возможностью  через Попова определять сегодняшний политический градус Иркутска. И прогнозировать завтрашний.

Хорошо сервированный... митинг

С января 1905 года в Иркутске время от времени раздувались революционные пузыри. Присяжные поверенные осуждали режим в комфортной обстановке банкетов:  их блестящие речи в защиту гражданских свобод превращали застолья в хорошо сервированные митинги.  Гимназисты с галёрки городского театра распевали «Марсельезу», заглушая артистов; ссыльные социал-демократы и эсеры  устраивали демонстрации, митинги. Но до серьёзных, вооружённых столкновений не дошло, «пар» медленно выпускался, градус постепенно падал, и за всё время с января и до октября 1905 года не случилось ни одного выстрела, ни одного  политического ареста. И в октябре Иркутску удалось избежать бойни, какая произошла в Томске, Казани, Красноярске. Конечно, избежать революции вовсе было нельзя, но доходя до Иркутска, волнения явно успокаивались, словно бы попадали под невидимый бархатный колпак.

К началу октября многие из иркутских студентов возвратились к родителям: и в Петербурге, и в Москве, и в Казани,  и в Киеве аудитории заняли  господа революционеры, превратившие лекции в митинги. Это «протестующее большинство», как и в январе 1905-го, требовало занятия прекратить, а встречая сопротивление, ломало мебель,  окна, двери... К середине октября появилась надежда на возобновление лекций, но возникла другая угроза – всеобщей забастовки железнодорожников. Дошло до того, что министр путей сообщения  после двухчасовых переговоров с машинистами сам повёл поезд в Ригу.

А работать когда?

Начальник  Забайкальской дороги, пытаясь удержать забастовку, предложил дополнительные выходные для работников мастерских. В них вошли и 32 «табельных праздника», и многочисленные «царские дни», и «местные праздники», и две недели с 25 декабря по 7 января, и «промежуточные дни», выпадающие между праздниками. Читая об этом в «Иркутских губернских ведомостях», Ольга Васильевна Кутайсова со страхом думала, как же можно теперь обеспечить  исправность вагонов и паровозов. Но граф успокоил её, объяснив, что «всё это политика», а как будет на самом деле – решится в ближайшие дни, когда либо начнётся, либо нет всеобщая забастовка.

В сентябре 1905 г. в Иркутск вернулись многие из столичных студенток, стипендиаток городского самоуправления: лекции не читались, потому что аудитории заняли митингующие

 14 октября прекратили работу все службы Управления Забайкальской дороги и станции Иркутск. В тот же день отключились правительственный теле-граф и телефон. 15 октября в Иркутске закрылись все магазины, типографии, банки и даже городская управа. Что до учебных заведений, то занятия в них отменила губернская  власть – дабы обезопасить детей да, кстати, и избежать лишних митингов.

Октябрьская забастовка охватила весь город, но многие присоединялись к ней исключительно под нажимом: отряды  железнодорожников ходили  по предприятиям и учреждениям, «снимая с работы».  Кто-то подчинялся из боязни навлечь гнев забастовщиков, кто-то – из опасения оказаться в изоляции. Что до власти, то генерал-губернатор Кутайсов приказал полиции и войскам сохранять спокойствие,  ограничившись охраной оружейных магазинов, правительственных зданий и усиленным патрулированием.

Для сходок забастовщики пожелали залы Общественного собрания и городского театра, беспрепятственно получили их и за два дня высказали всё, что хотели и смогли.

Естественный перелом

К 17 октября запал кончился – и тотчас же по приказу графа Кутайсова специальный батальон был двинут на станцию Иркутск, занял её и открыл движение! Выйдя утром 17 октября на улицы, горожане увидели войска, а также передаваемое из рук в руки обращение генерал-губернатора: «Ничтожная группа людей, явно ставших на сторону врагов правительства,  призывает население к насилию и уличным беспорядкам.  Распуская нелепые, заведомо ложные слухи, люди эти смущают  мирных граждан, принуждая их угрозами примкнуть к преступным  замыслам. Призываю верноподданных быть твёрдыми и верными принесённой Государю присяге. Если произойдёт уличный беспорядок, он будет подавлен силой оружия, а потому предупреждаю всех мирных жителей не примыкать к толпе, дабы вместе с виновными не пострадали невинные».

Многие забастовщики предпочли разойтись по домам, а на следующее утро появилось второе воззвание генерал-губернатора: «17 октября войска не сделали ни одного выстрела, а между тем в Кузнецовскую больницу доставлено двое убитых и 15 человек с огне-стрельными ранениями.  Признаю необходимым вновь предупредить население, чтобы оно воздержалось от прогулок по улицам города.  При настоящих обстоятельствах невозможно отвечать за безопасность гуляющих и любопытствующих».  

Одновременно с этим Кутайсов  распорядился окружить театр, Общественное собрание и сходок более не допускать. Главных забастовщиков арестовали, рядовые же  начали предлагать  открывать магазины хотя бы на два часа в день. В ответ на это генерал-губернатор обещал охрану всем желающим вернуться к работе.  Губернатора поддержала городская управа, и 20 октября магазины открылись, банки возобновили операции,  типографии запустили станки. 21 октября город принял праздничный вид,  вышли обе местные газеты, а вечером и  театры начали представления.  

Вокруг Манифеста

Вся забастовка уложилась менее чем в неделю. И первый день после неё был поразительно тихим: все говорили вполголоса, на опустевших улицах не было даже и собак, тоже что-то понявших и «сделавших выводы».

Между тем пошли слухи о принятии Высочайшего манифеста, и 22 октября  генерал-губернатор сделал очередное заявление: «Считаю долгом известить население, что лично я ничего подобного не получал по самой простой причине, что телеграфное сообщение между Санкт-Петербургом и Иркутском не восстановлено.  Прошу жителей города не верить никаким слухам, не исходящим из официального источника».  

Но уже  в полдень был получен текст Манифеста, редакторы обеих газет  посадили за работу наборщиков и вскоре принялись раздавать первые экземпляры  собравшимся  у типографий горожанам. Раздача продолжалась до трёх часов дня, после чего открылись двери Общественного собрания и началось обсуждение Манифеста. «Всё время в городе необычайно радостное настроение», – отмечали «Иркутские губернские ведомости».  

Отставка в 24 часа

А супруги Кутайсовы в этот вечер смогли наконец сесть за общий стол. Граф сказал, что из двух десятков погибших почти все пострадали нелепо, глупо. Ссыльного Станиловского застрелил пьяный фельдшер в ресторане, где оба отмечали принятие Манифеста; несколько хулиганов наткнулись на  отряды милиции, организованные забастовщиками; два грабителя попали под пули  отряда самообороны магазина С.С. Кальмеера.

Братьев Виннер и Павла Файнберга, возвращавшихся  с митинга в Управлении железной дороги, убили черносотенцы, но похороны прошли спокойно. И всё-таки у графини Кутайсовой оставался вопрос: почему отряд черносотенцев возглавлял полицейский пристав Щеглов?

В ноябре началась общая забастовка почтово-телеграфных служащих и министр внутренних дел потребовал от иркутского генерал-губернатора самых жёстких мер. Но в ответ на его телеграмму граф Кутайсов решительно за-явил: требования забастовщиков, на его взгляд, законны и  подлежат удовлетворению.

Спустя сутки граф Павел Ипполитович Кутайсов был уже уволен с поста генерал-губернатора.

Одна катастрофа заслонила другую

Много лет спустя, когда горного инженера Тульчинского спрашивали: «А где вы были во время всеобщей забастовки в Иркутске?», он отвечал: «Да в Америке».

В лето 1904 года на Чукотку отправилась экспедиция, в составе которой значились и два известных  в Иркутске господина – доктор Кириллов и инженер Тульчинский.  Сначала всё шло хорошо, но туманным вечером 30 июля, когда судно находилось в районе бухты Провидения, поднялась большая волна и экспедиция налетела на подводные скалы. Месяц продолжалась борьба за выживание: сначала в воде, после – на пустынном холодном берегу. Наконец, участников экспедиции подобрала американская шхуна и доставила на Аляску. Но прошло ещё несколько недель, прежде чем Тульчинский с Кирилловым смогли  сообщить, что живы.

До этого в город доходили только очень короткие сообщения о кораблекрушении, и в семье Тульчинских жили от сообщения до сообщения. Дочка инженера Наденька, любимица Горного кружка, тяжело заболела, а жена проводила все дни  в редакциях в ожидании свежих телеграмм. Но 14 октября теле-граф отключился, и лишь 17-го, когда  Кутайсов восстановил сообщение с ближайшими станциями, в Иркутск пробилась-таки застрявшая весточка.

Позже у Тульчинских не раз говорили, что кораблекрушение  спасло энергичного инженера от участия в забастовке, а возможно, и от шальной глупой пули.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

5 декабря 1905 года на вокзале висело объявление от 2 декабря, написанное на полулисте бумаги синим карандашом: «Сим объявляется публике и пассажирам, что на Россию отправятся 3-й и 11-й поезда. Начальник станции Иркутск». Было совершенно неясно, ушли эти поезда или только собираются уходить. Дальше...

Утро 28 ноября 1905 года выдалось очень тихим. У Сементовских поднялись, по обыкновению, рано, но спешить было некуда: почтово-телеграфная забастовка продолжалась, и трое взрослых членов семьи оставались без работы. Дальше...

7 ноября 1905 года тёплая погода привлекла на каток Детской площадки многочисленную публику. Кроме учащихся было немало взрослых. Дальше...

Вечером 17 октября 1905 года четверо неизвестных останавливали проходящих по Амурской (Ленина, авт.) и решительно требовали сдавать прокламации. Удивлённые иркутяне растерянно отвечали, что не несут запрещённой литературы – и для пущей убедительности открывали портфели, сумки, выворачивали карманы. Дальше...

19 сентября 1905 года пришло сообщение об отправке пяти петербургских врачей и десяти фельдшеров в личное распоряжение иркутского генерал-губернатора Кутайсова. Ему же срочно ассигновались 5 тыс. руб. на экстренные расходы. Получив телеграмму, граф Кутайсов немедленно возбудил ходатайство о выделении 20 тыс. руб. дополнительно. И это решительно никого не удивило, ведь сентябрьские телеграфные ленты несли очень тревожные вести о чуме на восточно-китайской железной дороге, в том числе на последнем разъезде за станцией Маньчжурия. Нужно было «взять серьёзные меры в видах предупреждения эпидемии в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях». Дальше...

Вот представьте себе. Стоит Дом. Уже больше ста лет. Мимо него когда-то проезжали подводы – с цоканьем копыт по деревянной мостовой. Потом появилось чудо – первый трамвай. Потом все больше автомобилей. Дом постепенно и неумолимо врастал своими окнами в землю – так старики к концу жизни становятся ниже ростом: тянет к земле. Так же и Дом – мостовая все выше, асфальт все толще... И суетливые прохожие уже ничего не видят в нем, кроме потенциального хлама, которому не место в современном городе. А дом-старик знает: где-то по земле ходят его потомки, для которых он память, авторитет и связь с предками. О таких домах и людях наш рассказ. Дальше...

14 марта 1904 года в Иркутске по дороге на фронт сделала остановку большая группа корреспондентов из обеих столиц. От «Биржевых ведомостей» ехал г-н Эристов, от «Новостей» – г-н Соломон, от «Новостей дня» – художник Верещагин. «Новое время» и «Русское слово» представляли по три военных корреспондента, среди которых была и женщина – госпожа Пуарэ. Писатель Амфитеатров командировался сразу от двух изданий, «Нива» и «Русь»; первое наняло его за тысячу рублей в месяц, второе – за три тысячи. Во столько же обошёлся «Новому времени» и известный журналист Кравченко. Дальше...

8 февраля 1904 года в канцелярию иркутского губернатора поступила телеграмма, что иркутский военный генерал-губернатор, сенатор, генерал от инфантерии граф Кутайсов возвращается из Санкт-Петербурга.
Сообщались номер поезда, дата, но при этом чётко оговаривалось, «чтобы в Иркутске никто не встречал. Если нужно по делам, то с дороги будет телеграфировано, когда его сиятельство будет принимать». Пробежав телеграмму, иркутский губернатор Моллериус чуть приметно вздохнул и заперся в кабинете – собраться с мыслями. Дальше...

Ежегодный польский бал в 1904-м пришёлся на 31 января. Шёл пятый день русско-японской войны, однако быть балу или не быть – не обсуждалось Дальше...

Субботним вечером 24 января 1904 года иркутский инженерный бомонд съехался в музей Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества на доклад А.Л. Львова о влиянии мёрзлого грунта на строительство зданий в Иркутске. И хотя чтение было «покрыто аплодисментами» (свидетельство «Иркутских губернских ведомостей»), далеко не все разделили выводы г-на Львова; напротив, разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до одиннадцати часов. Кончилось тем, что образовали комиссию для углубления в суть вопроса, и самый активный из оппонентов докладчика, Феликс Иосифович Казимировский, предложил уже в ближайшую пятницу встретиться у него на квартире. Но вовремя вспомнил, что именно пятница, 30 января, занята совершенно и бесповоротно – в этот день Ксении Константиновне Казимировской, супруге Феликса Иосифовича, исполнялось тридцать лет. Дальше...

Вы кажетесь себе продвинутым. У вас есть смартфон, аська и Живой журнал? Не смешите небеса. Ваши мысли не оригинальнее владельца латунного самовара и саврасого мерина, жившего 150 лет назад. Идея была проста: взять подшивку газет «Иркутские губернские ведомости» полуторавековой давности и сравнить с тем, что пишут в иркутских блогах сегодня. Оказалось очень любопытно – за это время в головах иркутян мало что поменялось Дальше...

Речь не о мистике идёт! Просто каждому приличному городу действительно нужно, чтобы под скорлупой его асфальтированных улиц и парковых зон, под экстерьером жилых домов и пустырей скрывался таинственный мир городского подземелья. Скрытый от взора профанов мир запутанных подземных коммуникаций. Мир, о котором можно было бы слагать легенды и куда можно было бы, скажем так, стремиться попасть. Дальше...

Во многих семьях складываются свои традиции встречи Нового года. У одних это спектакль, подготовленный детьми, у других — особенный мамин пирог, у третьих — обязательная встреча всех родственников за праздничным столом. А как встречали Новый год в прошлом веке в Сибири? Сегодня в нашей энциклопедии — рассказы иркутян о том, как это происходило в послевоенные годы. Дальше...

1 ноября 1901 года в 3-ю полицейскую часть пришли двое мальчишек в лохмотьях и заявили, что им нечего есть. Этот эпизод немедленно стал достоянием газетной хроники, и не потому, что мальчишки в лохмотьях были в ту пору в диковинку, – удивило обращение в полицию: куда чаще дети иркутских улиц промышляли попрошайничеством и воровством. Вот и в тот самый день, 1 ноября, когда полицейские делились с нежданными «гостями» обедом, в лавке напротив Пестерёвской* поймали шайку малолетних воришек. А в конце ноября во 2-ю полицейскую часть был доставлен девятилетний парнишка, избегавший решительно всю Сибирь и везде находивший крышу и пропитание. Мать, не знавшая, что с ним делать, привела сына к приставу – «для вразумления». На вопрос, зачем он всё бегает и ворует, путешественник с совершенной серьёзностью отвечал: «Тянет, не могу усидеть!». Кончилось тем, что его определили в Иркутскую земледельческую колонию – так официально называлась исправительная колония для малолетних преступников. Дальше...

В подвале жилого дома на улице Волжской поймана рысь. Дальше...

27 октября 1904 года «Иркутские губернские ведомости» вынужденно объяснялись с читателями: «По поводу циркулирующих в городе упорных слухов, что мы, не желая волновать общественное мнение, не печатаем известий об убийствах, грабежах и кражах, считаем необходимым сказать, что сообщаем обо всех фактах, зарегистрированных полицией». Дальше...

12 августа 1904 года министр путей сообщения князь Хилков, осматривая депо в порту Байкал, обнаружил самодвижущийся механический экипаж, не похожий ни на один из известных ему образцов. Разработал его некто К-н, инженер-механик Байкальской переправы. А техник этой же переправы Б-в придумал новое рельсовое скрепление, позволявшее увеличивать скорость и при этом сокращать расходы на топливо. Министр был весьма и весьма впечатлён и распорядился отвезти чертежи в Петербург Дальше...

Одним из новых явлений наступившего века стало резкое увеличение крестьянской доли в населении Иркутска. Традиционно основным городским сословием были мещане, но к 1904 году крестьяне вплотную приблизились к ним, составив почти треть населения и в 4,3 раза превысив число цеховых, в семь раз – купцов и почётных граждан, в 7,5 раза – чиновников и дворян и более чем в восемь раз – число военных. Дальше...

1898 год в Иркутске завершался на цирковой манер: в декабре заезжий гастролёр приглашал посмотреть панораму, затем демонстрировал нумизматическую коллекцию, под занавес же предложил посмотреть дрессированных крыс. Две из них, по общему признанию, «выказывали неподдельное дарование», и о них говорили едва ли не с умилением. Но всё меркло перед главным событием года — прибытием в Иркутск первого поезда. Дальше...

Карл Карлович фон Нейман, один из блестящих выпускников Дерптского университета пятидесятых годов девятнадцатого столетия, определён был на службу в Пулковскую обсерваторию. А оттуда направлен дальше, на восток — между прочим, с большим повышением в должности. И всё бы тут хорошо, да только в Риге у молодого учёного оставалась невеста Дальше...

27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский. Дальше...

16 июля 1904 года в редакцию «Иркутских губернских ведомостей» вошёл антрепренёр городского театра г-н Вольский – с таким победоносным видом, что нельзя было не догадаться: оперная труппа на предстоящий сезон сформирована! Ближайший номер газеты был готов, но держать такую новость было решительно невозможно, и редактор, г-н Виноградов, распорядился снять два текста из «Хроники» и лично проводил антрепренёра к наборщику, на ходу расспрашивая о солистах. Дальше...

За 150 лет в истории сибирской фотографии накопилось столько тайн и загадок, противоречий и коллизий, что настала пора о них рассказать. Рудольф Георгиевич Берестенёв, старший преподаватель кафедры телевидения, радиовещания и истории журналистики ИГУ подготовил к изданию книгу, в которой приоткрывает завесу над некоторыми событиями такого далёкого и такого недавнего прошлого. Дальше...

6 марта 1897 г. в Ремесленную управу доставили посылку, довольно объёмную. Час был обеденный, и в приёмной случился только служащий Подгорбунский. Повертев деревянный ящик и так и этак, он оставил его на столе и сходил за членом управы Серебренниковым. Вместе они вскрыли посылку, и сейчас же раздался взрыв... Подгорбунский с Серебренниковым были серьёзно ранены. А полицейский пристав, прибыв на место, сразу сделал сердитое предположение: «Чую, кто-то из своих». Дальше...

В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы Дальше...

27 июля 1801 года в иркутских мясных рядах появился небывалый посетитель — медведь. Перепуганные торговцы немедля собрали товар, покупатели сбились в кучу и схватились за колья, а семинарист Сизов, шедший мимо, заскочил на прилавок, стал прыгать и медведя дразнить. Лесной гость лениво поглядывал на него, а потом резко развернулся, схватил и едва не задрал до смерти. Дальше...

На статью в «Копейке» о репрессированных связистах откликнулись многие читатели. Одна из них — иркутянка Тамара Михайловна Буракова. Позвонила и с дрожью в голосе рассказала: «Мы жили на улице Троицкой: три дома — несколько семей связистов. Жили душа в душу, как родня. Я была ребенком, но очень хорошо помню, как в 1937 году осиротели наши соседи — всех мужчин репрессировали, объявив врагами народа. Моему отцу каким-то чудом удалось избежать этой участи. Скорее всего, потому что он сильно болел. А в 1939 году умер от туберкулеза... Приезжайте обязательно, ведь, кроме меня, о событиях тех лет больше никто не расскажет — очень многих давно уже нет в живых». Дальше...

Григорий Гольдберг восстанавливает историю семьи по папкам с грифом «секретно» Дальше...

Одна из легенд, связанных с Второвским особняком, многим больше знакомым как Иркутский Дворец пионеров, повествует о хозяйке, не выходившей к гостям во время балов и приёмов, а лишь наблюдавшей за ними сквозь решётку потайной комнаты Дальше...

Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу. Дальше...

Поместье графа состояло из четырех домов. В одном после смерти графа проживала его сестра Мария с мужем Николаем, а в другом жил бандит Константин Петров, заведовавший складом оружия, принадлежавшего банде Кочкина. Склад помещался под землей, но не на самой территории поместья, а рядом с забором на территории соседей. Место это было выбрано Кочкиным специально для того, чтобы в случае непредвиденного обыска Косте не предъявлялись претензии, что, мол, на его территории склад. Пулеметов, винтовок, наганов и прочего оружия, складированного в схроне, было достаточно, чтобы вооружить целый взвод бандитов, как говорится до зубов. Дальше...

Он выплывает из-за поворота, будто сказочный средневековый корабль. Особенно хорош он зимой, когда деревья не закрывают его, а лишь чуть прорисовываются на фоне тёмно-красных стен. Домовладения Файнберга проступают сквозь иркутские летописи по мере того, как в них происходит что-то значительное или просто случается происшествие: скажем, 27 июля 1883 года шаровая молния влетела в отворённое окно дома Файнберга на Медведниковской, прошла через зал, спальню и вылетела в другое окно, отбив штукатурку и дверные части окна. Дальше...

Иркутск впервые появляется на карте Сибири стольника Петра Ивановича Годунова, которая была составлена по повелению царя Алексея в 1667 году. На карте есть реки Енисей, Ангара с Окой и озеро Байкал, а Иркутск обозначен ещё как зимовье. Дальше...

Бежит, спешит к Ангаре невеликая речушка Ушаковка... Спешат мимо неё иркутяне, не обращая внимания на городскую речку, ничем не славную. Ничем? Как бы не так! Начать с того, что называлась она испокон веку Ида, а нынешнее название — это запечатлённая в топониме память о событиях, произошедших уже более трёхсот лет тому назад. Дальше...

Иркутские истории — это не только припорошенные благородной архивной пылью предания старины. У каждого из нас, иркутян, есть своя история, запечатленная в потаённом уголке нашей памяти. Не отказываясь от наших еженедельных путешествий по страницам былого, сегодня мы обращаемся к нашим читателям с просьбой: поделитесь своими историями с нами! Какая улица запала вам в душу, что тронуло сердце? Какое событие оставило след в вашей памяти? Мы призываем вас, дорогие читатели, вместе с нами написать историю современного Иркутска в рассказах горожан… Дальше...

Именитых гостей в Иркутске конца девятнадцатого столетия непременно водили в «Мавританский замок» — Восточно-Сибирское отделение Императорского Русского географического общества. Дальше...

Заранее оповещённые горожане с утра заняли тротуары на Арсенальской (ныне Дзержинского), до самого поворота на Ланинскую (Декабрьских Событий). Всего в этот день, 20 августа 1873 года, собралось до 700 человек. Особенно выделялись снующие тут и там ребятишки и нарядные дамы. Впрочем, последние, потеряв терпение, пересаживались на экипажи и разъезжали из конца в конец улицы. Наконец послышалось: «Едут, едут!», «Везут, везут!» – и толпа тотчас же наклонилась, всматриваясь и вслушиваясь. Сначала донёсся шум, а потом в отдаленье показалась сама медведка Дальше...