Именитых гостей в Иркутске конца девятнадцатого столетия непременно водили в «Мавританский замок» — Восточно-Сибирское отделение Императорского Русского географического общества.

17 июля 1901 года поездом Забайкальской железной дороги в Иркутск прибыл Энвер-паша, генерал-адъютант турецкого султана, глава миссии в Китае. До ближайшего скорого на Москву оставалось ещё несколько дней, и Энвер-паша отправился с обязательными визитами. А супруга и свита настроились поскучать, тем более что погода сразу же по приезде в Иркутск совершенно испортилась. За покупками после Китая и не хотелось уже, но всё же поехали — и были удивлены редким сочетанием европейского вкуса и восточной экзотики.

В первом же магазине, расположившемся прямо в здании Сибирского банка, супруга Энвер-паши обнаружила очень большой выбор бриллиантовых, золотых и серебряных вещиц, чрезвычайно затейливых, — и, естественно, задержалась. Ещё дольше пробыла она в магазине Хальфина на Пестеревской. После этого ей советовали непременно побывать на Ивановской, в известном магазине «Рафильзон и Мильнер», но ехать туда уже положительно не было сил — пришлось отложить на завтра.

Предвкушая встречу с султаном

На другой день с утра Энвер-паша продолжил знакомство со здешними учреждениями, но после обеда собрал всех в гостинице, чтобы вместе отправиться в мавританский замок. Так в Иркутске называли здание отдела Географического общества, и в самом деле построенное в мавританском стиле. Супруга Энвер-паши по достоинству оценила его внешний облик, свита — богатейшие коллекции, чудесным образом восстановленные после опустошительного пожара; что же до самого Энвер-паши, то он был взволнован предстоящим экспериментом. Дело в том, что в Китае ему рассказали о якобы большом сходстве турецкого языка с якутским, и во время визита к господину Цехановецкому, исполняющему обязанности генерал-губернатора Восточной Сибири, Энвер-паша осторожно поделился этим предположением. Цехановецкий подумал и предложил устроить встречу с настоящим якутом. И на другой день лично прибыл в отдел Географического общества, куда уже был привезён выпускник Якутской духовной семинарии, в крещении получивший фамилию Попов. Общение происходило в таком формате: посланник султана обращался к якуту по-французски, а господин Цехановецкий переводил с французского на русский. Попов отвечал по-якутски. Результатом же было то, что Энвер-паша пришёл в совершенный восторг: он действительно обнаружил сходство двух языков и уже предвкушал, как расскажет об этом султану.

Провожали турецкую делегацию с пиететом, конечно, но весьма умеренным: на вокзал прибыли представитель начальника края, иркутский военный уездный начальник, полицмейстер и жандармы. Подтянулась и железнодорожная администрация, но, кажется, больше из любопытства. На прощание отъезжающим был приготовлен сюрприз — встреча с иркутскими мусульманами. Знакомясь, турки протянули им руки, чем повергли в полное умиление — все приглашённые были чернорабочими и не привыкли к вниманию столь высоких особ. Тут и звонок раздался об отправлении поезда, и все вздохнули с облегчением — ведь на дворе была уже ночь.

Тайны монастырского сада

Иностранные гости издавна останавливались в Иркутске — главным образом по дороге в Китай и обратно. С проведением железной дороги поездки стали более комфортными и более частыми. Да и сам Иркутск к той поре стал весьма интересен.

В семидесятые годы именитых гостей водили в классическую гимназию, где показывали скульптуру «Иван Грозный», подаренную выпускником, известным предпринимателем Александром Сибиряковым. Желающих провозили по магазинам на Большой, где было всё для знатоков тонких вин, любителей сыра, черепахового супа и пудефруа. Утончённая гастрономия располагала к познаниям, и высокие гости отправлялись в золотосплавочную лабораторию и проводили там часа два, не меньше. При них раскупоривалось, взвешивалось, засыпалось в плавильную печь шлиховое золото, демонстрировалась работа искрогасительного снаряда, а также тиглей, изготовленных из графита, добытого в Иркутском округе. Естественным продолжением технического экскурса было знакомство с коллекциями музея Географического общества и технического училища. Объём полученной информации был таков, что осмыслить его предлагалось в Вознесенском монастыре, месте спокойного размышления, но отчасти и «иностранной коллегии». Гостей здесь принимали по-разному: кто-то был ограничен прогулкой по монастырской роще, а кого-то удостаивали беседой с настоятелем. К примеру, граф Фе д`Остиани, итальянский посланник при Бразильском дворе, и капитан Персэн, инструктор японских войск, завтракали у настоятеля Вознесенского монастыря. Это было высокой честью, если учесть, что даже великий князь Алексей Александрович только пил кофе в монастырском саду.

Под неусыпным вниманием

Разумеется, каждый иностранец, приезжавший в Иркутск, попадал под пристальные взгляды губернского жандармского управления. Скажем, в феврале 1900 года прибыло семейство австрийских подданных Меклос. Это были ярко выраженные цыгане, но одна из девочек резко отличалась от всех наружностью и поведением. Сделали соответствующий запрос — и действительно, по фотографии, присланной из Иркутска, один из крестьян Тобольской губернии опознал свою дочь, год назад исчезнувшую.

Под пристальным вниманием оказался и директор международного общества спальных вагонов господин Шредер, сделавший остановку в Иркутске в июле 1901 года. Интерес тут, правда, был совершенно иной — экономический и политический: господин Шредер уверял, что в ближайшем будущем осуществится проект беспересадочного сообщения Париж — Пекин, якобы имеющий уже все предпосылки.

Полонез с госпожою Смирновой

Самым большим событием 1873 года для иркутян стало посещение города великим князем Алексеем Александровичем.

Любители танцев подсчитали, что за время пребывания в Иркутске Алексей Александрович восемь раз участвовал в кадрилях, один раз вальсировал в Институте благородных девиц и один раз от-крыл бал полонезом.

Дамы отметили, что великий князь с удовольствием снялся в фотографии Мальмберга, с аппетитом отужинал в Дворянском собрании, похвалив вид на сад, где гуляла нарядная публика. Ещё дамы обсуждали тот факт, что бал перед ужином он открыл с госпожой Смирновой, супругой коменданта округа; что Институт благородных девиц посетил аж два раза, а прощаясь, обещал выслать фото, причём слово сдержал.

Местные патриоты рассуждали о том, что Алексей Александрович стал первой августейшей особой, посетившей отдалённый наш край, и «если это всё-таки произошло, значит, точно Сибирь в государстве Российском имеет быть».

Никого ни о чём не прося

Что же до самого Алексея Александровича, то, кажется, он был просто ошеломлён. Не гостеприимством, нет — на всём пути от Владивостока демонстрировались верноподданнические чувства. Но только в Иркутске великий князь обнаружил настоящее общество — главную достопримечательность здешних мест. Это общество было более пёстрое, нежели в Петербурге, но и более деятельное и куда более возвышенное. Где бы князь ни появлялся в Иркутске, везде он ощущал атмосферу этого общества. Отправился в тюремный замок — и там обнаружил следы общественного комитета, отстроившего школу для арестантских детей, заложившего сад для прогулок. Сиропитательный дом, приют, богадельня, детский сад, женская гимназия, Институт благородных девиц, реальная прогимназия, наконец, театр — всё это было устроено и содержалось исключительно обществом. Оно собирало древние книги и рукописи, снаряжало отдалённые экспедиции, издавало научные труды — и при этом ничего не просило ни у сената, ни у синода, ни у царствующей фамилии. Разве что предлагало дать приюту имя императора или императрицы. Или повысить статус переросшей себя прогимназии.

В довершение всему в женском училище к высокому гостю подошла внучка митрополита Московского, также взращённого этим обществом. Одним словом, было о чём задуматься августейшей особе на пути в Петербург.

К предложению стать почётным попечителем Иркутской реальной прогимназии Алексей Александрович отнёсся с чрезвычайной серьёзностью: уже 2 октября 1873 года последовало высочайше повеление присвоить ей статус технического училища.

Что же, и августейших особ можно иногда привести в изумление.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.

Валентина РЕКУНОВА

Восточно-сибирская правда
просмотров: 919

Форум

Другие статьи

5 декабря 1905 года на вокзале висело объявление от 2 декабря, написанное на полулисте бумаги синим карандашом: «Сим объявляется публике и пассажирам, что на Россию отправятся 3-й и 11-й поезда. Начальник станции Иркутск». Было совершенно неясно, ушли эти поезда или только собираются уходить. Дальше...

Утро 28 ноября 1905 года выдалось очень тихим. У Сементовских поднялись, по обыкновению, рано, но спешить было некуда: почтово-телеграфная забастовка продолжалась, и трое взрослых членов семьи оставались без работы. Дальше...

7 ноября 1905 года тёплая погода привлекла на каток Детской площадки многочисленную публику. Кроме учащихся было немало взрослых. Дальше...

Вечером 17 октября 1905 года четверо неизвестных останавливали проходящих по Амурской (Ленина, авт.) и решительно требовали сдавать прокламации. Удивлённые иркутяне растерянно отвечали, что не несут запрещённой литературы – и для пущей убедительности открывали портфели, сумки, выворачивали карманы. Дальше...

День 26 сентября 1905 года показался графине Кутайсовой, супруге генерал-губернатора, самым долгим за два года пребывания в Иркутске. Дамы её кружка, обещавшие съехаться в 10 утра, собрались лишь к одиннадцати, и с первых же фраз разговор пошёл не по тому руслу. Ольга Васильевна хотела представить свои планы помощи инвалидам, возвращающимся с войны, но дамы с порога начали возмущаться закрытием, «ввиду вредного направления», Иркутского педагогического общества. Хотя им положительно было известно, что граф Кутайсов касательства к этому не имел. Дальше...

19 сентября 1905 года пришло сообщение об отправке пяти петербургских врачей и десяти фельдшеров в личное распоряжение иркутского генерал-губернатора Кутайсова. Ему же срочно ассигновались 5 тыс. руб. на экстренные расходы. Получив телеграмму, граф Кутайсов немедленно возбудил ходатайство о выделении 20 тыс. руб. дополнительно. И это решительно никого не удивило, ведь сентябрьские телеграфные ленты несли очень тревожные вести о чуме на восточно-китайской железной дороге, в том числе на последнем разъезде за станцией Маньчжурия. Нужно было «взять серьёзные меры в видах предупреждения эпидемии в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях». Дальше...

Вот представьте себе. Стоит Дом. Уже больше ста лет. Мимо него когда-то проезжали подводы – с цоканьем копыт по деревянной мостовой. Потом появилось чудо – первый трамвай. Потом все больше автомобилей. Дом постепенно и неумолимо врастал своими окнами в землю – так старики к концу жизни становятся ниже ростом: тянет к земле. Так же и Дом – мостовая все выше, асфальт все толще... И суетливые прохожие уже ничего не видят в нем, кроме потенциального хлама, которому не место в современном городе. А дом-старик знает: где-то по земле ходят его потомки, для которых он память, авторитет и связь с предками. О таких домах и людях наш рассказ. Дальше...

14 марта 1904 года в Иркутске по дороге на фронт сделала остановку большая группа корреспондентов из обеих столиц. От «Биржевых ведомостей» ехал г-н Эристов, от «Новостей» – г-н Соломон, от «Новостей дня» – художник Верещагин. «Новое время» и «Русское слово» представляли по три военных корреспондента, среди которых была и женщина – госпожа Пуарэ. Писатель Амфитеатров командировался сразу от двух изданий, «Нива» и «Русь»; первое наняло его за тысячу рублей в месяц, второе – за три тысячи. Во столько же обошёлся «Новому времени» и известный журналист Кравченко. Дальше...

8 февраля 1904 года в канцелярию иркутского губернатора поступила телеграмма, что иркутский военный генерал-губернатор, сенатор, генерал от инфантерии граф Кутайсов возвращается из Санкт-Петербурга.
Сообщались номер поезда, дата, но при этом чётко оговаривалось, «чтобы в Иркутске никто не встречал. Если нужно по делам, то с дороги будет телеграфировано, когда его сиятельство будет принимать». Пробежав телеграмму, иркутский губернатор Моллериус чуть приметно вздохнул и заперся в кабинете – собраться с мыслями. Дальше...

Ежегодный польский бал в 1904-м пришёлся на 31 января. Шёл пятый день русско-японской войны, однако быть балу или не быть – не обсуждалось Дальше...

Субботним вечером 24 января 1904 года иркутский инженерный бомонд съехался в музей Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества на доклад А.Л. Львова о влиянии мёрзлого грунта на строительство зданий в Иркутске. И хотя чтение было «покрыто аплодисментами» (свидетельство «Иркутских губернских ведомостей»), далеко не все разделили выводы г-на Львова; напротив, разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до одиннадцати часов. Кончилось тем, что образовали комиссию для углубления в суть вопроса, и самый активный из оппонентов докладчика, Феликс Иосифович Казимировский, предложил уже в ближайшую пятницу встретиться у него на квартире. Но вовремя вспомнил, что именно пятница, 30 января, занята совершенно и бесповоротно – в этот день Ксении Константиновне Казимировской, супруге Феликса Иосифовича, исполнялось тридцать лет. Дальше...

Вы кажетесь себе продвинутым. У вас есть смартфон, аська и Живой журнал? Не смешите небеса. Ваши мысли не оригинальнее владельца латунного самовара и саврасого мерина, жившего 150 лет назад. Идея была проста: взять подшивку газет «Иркутские губернские ведомости» полуторавековой давности и сравнить с тем, что пишут в иркутских блогах сегодня. Оказалось очень любопытно – за это время в головах иркутян мало что поменялось Дальше...

Речь не о мистике идёт! Просто каждому приличному городу действительно нужно, чтобы под скорлупой его асфальтированных улиц и парковых зон, под экстерьером жилых домов и пустырей скрывался таинственный мир городского подземелья. Скрытый от взора профанов мир запутанных подземных коммуникаций. Мир, о котором можно было бы слагать легенды и куда можно было бы, скажем так, стремиться попасть. Дальше...

Во многих семьях складываются свои традиции встречи Нового года. У одних это спектакль, подготовленный детьми, у других — особенный мамин пирог, у третьих — обязательная встреча всех родственников за праздничным столом. А как встречали Новый год в прошлом веке в Сибири? Сегодня в нашей энциклопедии — рассказы иркутян о том, как это происходило в послевоенные годы. Дальше...

1 ноября 1901 года в 3-ю полицейскую часть пришли двое мальчишек в лохмотьях и заявили, что им нечего есть. Этот эпизод немедленно стал достоянием газетной хроники, и не потому, что мальчишки в лохмотьях были в ту пору в диковинку, – удивило обращение в полицию: куда чаще дети иркутских улиц промышляли попрошайничеством и воровством. Вот и в тот самый день, 1 ноября, когда полицейские делились с нежданными «гостями» обедом, в лавке напротив Пестерёвской* поймали шайку малолетних воришек. А в конце ноября во 2-ю полицейскую часть был доставлен девятилетний парнишка, избегавший решительно всю Сибирь и везде находивший крышу и пропитание. Мать, не знавшая, что с ним делать, привела сына к приставу – «для вразумления». На вопрос, зачем он всё бегает и ворует, путешественник с совершенной серьёзностью отвечал: «Тянет, не могу усидеть!». Кончилось тем, что его определили в Иркутскую земледельческую колонию – так официально называлась исправительная колония для малолетних преступников. Дальше...

В подвале жилого дома на улице Волжской поймана рысь. Дальше...

27 октября 1904 года «Иркутские губернские ведомости» вынужденно объяснялись с читателями: «По поводу циркулирующих в городе упорных слухов, что мы, не желая волновать общественное мнение, не печатаем известий об убийствах, грабежах и кражах, считаем необходимым сказать, что сообщаем обо всех фактах, зарегистрированных полицией». Дальше...

12 августа 1904 года министр путей сообщения князь Хилков, осматривая депо в порту Байкал, обнаружил самодвижущийся механический экипаж, не похожий ни на один из известных ему образцов. Разработал его некто К-н, инженер-механик Байкальской переправы. А техник этой же переправы Б-в придумал новое рельсовое скрепление, позволявшее увеличивать скорость и при этом сокращать расходы на топливо. Министр был весьма и весьма впечатлён и распорядился отвезти чертежи в Петербург Дальше...

Одним из новых явлений наступившего века стало резкое увеличение крестьянской доли в населении Иркутска. Традиционно основным городским сословием были мещане, но к 1904 году крестьяне вплотную приблизились к ним, составив почти треть населения и в 4,3 раза превысив число цеховых, в семь раз – купцов и почётных граждан, в 7,5 раза – чиновников и дворян и более чем в восемь раз – число военных. Дальше...

1898 год в Иркутске завершался на цирковой манер: в декабре заезжий гастролёр приглашал посмотреть панораму, затем демонстрировал нумизматическую коллекцию, под занавес же предложил посмотреть дрессированных крыс. Две из них, по общему признанию, «выказывали неподдельное дарование», и о них говорили едва ли не с умилением. Но всё меркло перед главным событием года — прибытием в Иркутск первого поезда. Дальше...

Карл Карлович фон Нейман, один из блестящих выпускников Дерптского университета пятидесятых годов девятнадцатого столетия, определён был на службу в Пулковскую обсерваторию. А оттуда направлен дальше, на восток — между прочим, с большим повышением в должности. И всё бы тут хорошо, да только в Риге у молодого учёного оставалась невеста Дальше...

27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский. Дальше...

16 июля 1904 года в редакцию «Иркутских губернских ведомостей» вошёл антрепренёр городского театра г-н Вольский – с таким победоносным видом, что нельзя было не догадаться: оперная труппа на предстоящий сезон сформирована! Ближайший номер газеты был готов, но держать такую новость было решительно невозможно, и редактор, г-н Виноградов, распорядился снять два текста из «Хроники» и лично проводил антрепренёра к наборщику, на ходу расспрашивая о солистах. Дальше...

За 150 лет в истории сибирской фотографии накопилось столько тайн и загадок, противоречий и коллизий, что настала пора о них рассказать. Рудольф Георгиевич Берестенёв, старший преподаватель кафедры телевидения, радиовещания и истории журналистики ИГУ подготовил к изданию книгу, в которой приоткрывает завесу над некоторыми событиями такого далёкого и такого недавнего прошлого. Дальше...

6 марта 1897 г. в Ремесленную управу доставили посылку, довольно объёмную. Час был обеденный, и в приёмной случился только служащий Подгорбунский. Повертев деревянный ящик и так и этак, он оставил его на столе и сходил за членом управы Серебренниковым. Вместе они вскрыли посылку, и сейчас же раздался взрыв... Подгорбунский с Серебренниковым были серьёзно ранены. А полицейский пристав, прибыв на место, сразу сделал сердитое предположение: «Чую, кто-то из своих». Дальше...

В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы Дальше...

27 июля 1801 года в иркутских мясных рядах появился небывалый посетитель — медведь. Перепуганные торговцы немедля собрали товар, покупатели сбились в кучу и схватились за колья, а семинарист Сизов, шедший мимо, заскочил на прилавок, стал прыгать и медведя дразнить. Лесной гость лениво поглядывал на него, а потом резко развернулся, схватил и едва не задрал до смерти. Дальше...

На статью в «Копейке» о репрессированных связистах откликнулись многие читатели. Одна из них — иркутянка Тамара Михайловна Буракова. Позвонила и с дрожью в голосе рассказала: «Мы жили на улице Троицкой: три дома — несколько семей связистов. Жили душа в душу, как родня. Я была ребенком, но очень хорошо помню, как в 1937 году осиротели наши соседи — всех мужчин репрессировали, объявив врагами народа. Моему отцу каким-то чудом удалось избежать этой участи. Скорее всего, потому что он сильно болел. А в 1939 году умер от туберкулеза... Приезжайте обязательно, ведь, кроме меня, о событиях тех лет больше никто не расскажет — очень многих давно уже нет в живых». Дальше...

Григорий Гольдберг восстанавливает историю семьи по папкам с грифом «секретно» Дальше...

Одна из легенд, связанных с Второвским особняком, многим больше знакомым как Иркутский Дворец пионеров, повествует о хозяйке, не выходившей к гостям во время балов и приёмов, а лишь наблюдавшей за ними сквозь решётку потайной комнаты Дальше...

Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу. Дальше...

Поместье графа состояло из четырех домов. В одном после смерти графа проживала его сестра Мария с мужем Николаем, а в другом жил бандит Константин Петров, заведовавший складом оружия, принадлежавшего банде Кочкина. Склад помещался под землей, но не на самой территории поместья, а рядом с забором на территории соседей. Место это было выбрано Кочкиным специально для того, чтобы в случае непредвиденного обыска Косте не предъявлялись претензии, что, мол, на его территории склад. Пулеметов, винтовок, наганов и прочего оружия, складированного в схроне, было достаточно, чтобы вооружить целый взвод бандитов, как говорится до зубов. Дальше...

Он выплывает из-за поворота, будто сказочный средневековый корабль. Особенно хорош он зимой, когда деревья не закрывают его, а лишь чуть прорисовываются на фоне тёмно-красных стен. Домовладения Файнберга проступают сквозь иркутские летописи по мере того, как в них происходит что-то значительное или просто случается происшествие: скажем, 27 июля 1883 года шаровая молния влетела в отворённое окно дома Файнберга на Медведниковской, прошла через зал, спальню и вылетела в другое окно, отбив штукатурку и дверные части окна. Дальше...

Иркутск впервые появляется на карте Сибири стольника Петра Ивановича Годунова, которая была составлена по повелению царя Алексея в 1667 году. На карте есть реки Енисей, Ангара с Окой и озеро Байкал, а Иркутск обозначен ещё как зимовье. Дальше...

Бежит, спешит к Ангаре невеликая речушка Ушаковка... Спешат мимо неё иркутяне, не обращая внимания на городскую речку, ничем не славную. Ничем? Как бы не так! Начать с того, что называлась она испокон веку Ида, а нынешнее название — это запечатлённая в топониме память о событиях, произошедших уже более трёхсот лет тому назад. Дальше...

Иркутские истории — это не только припорошенные благородной архивной пылью предания старины. У каждого из нас, иркутян, есть своя история, запечатленная в потаённом уголке нашей памяти. Не отказываясь от наших еженедельных путешествий по страницам былого, сегодня мы обращаемся к нашим читателям с просьбой: поделитесь своими историями с нами! Какая улица запала вам в душу, что тронуло сердце? Какое событие оставило след в вашей памяти? Мы призываем вас, дорогие читатели, вместе с нами написать историю современного Иркутска в рассказах горожан… Дальше...

Заранее оповещённые горожане с утра заняли тротуары на Арсенальской (ныне Дзержинского), до самого поворота на Ланинскую (Декабрьских Событий). Всего в этот день, 20 августа 1873 года, собралось до 700 человек. Особенно выделялись снующие тут и там ребятишки и нарядные дамы. Впрочем, последние, потеряв терпение, пересаживались на экипажи и разъезжали из конца в конец улицы. Наконец послышалось: «Едут, едут!», «Везут, везут!» – и толпа тотчас же наклонилась, всматриваясь и вслушиваясь. Сначала донёсся шум, а потом в отдаленье показалась сама медведка Дальше...