8 февраля 1904 года в канцелярию иркутского губернатора поступила телеграмма, что иркутский военный генерал-губернатор, сенатор, генерал от инфантерии граф Кутайсов возвращается из Санкт-Петербурга.

Сообщались номер поезда, дата, но при этом чётко оговаривалось, «чтобы в Иркутске никто не встречал. Если нужно по делам, то с дороги будет телеграфировано, когда его сиятельство будет принимать». Пробежав телеграмму, иркутский губернатор Моллериус чуть приметно вздохнул и заперся в кабинете – собраться с мыслями.

Нелюбовь Кутайсова, генерала от пехоты, участника обороны Севастополя, покорения Кавказа и кампании 1870 года, к встречам-проводам была известна. Но ведь мирился он с ними прежде, а в иные минуты даже сочувственно вспоминал рассказы предшественников, по полгода обзиравших вверенный край, холодный и бездорожный. Нет, если старый служака раздражается по пустякам, то причина тут, видно, в другом. 28 января граф встречался с императрицей Александрой Фёдоровной (как писали газеты, «имел счастье представляться Её Величеству Государыне»), в результате же оказался огорчён и встревожен. Значит, в самом деле наступают тяжёлые времена.

«Паровозу приходится пробивать себе путь»

В 1904 году Павлу Ипполитовичу Кутайсову исполнялось шестьдесят семь. На этот же год приходился и полувековой юбилей его службы. Нетрудно было предположить, что дадут ему очередной орден, что одну из улиц Иркутска назовут Графо-Кутайсовской. В другое время это, наверное, и порадовало бы, но не теперь – и потому, что война, и потому, что из дворцовых встреч (особенно из встречи с императрицей) он вынес странное ощущение обречённости.

До Москвы граф доехал уже совершенно разбитым; не встречаясь ни с кем из знакомых, пересел на девятый скорый и тотчас заснул. Очнулся ночью – оттого, что поезд остановился; тихо вышел из вагона и прошёл вдоль состава к паровозу, где помощник машиниста, чертыхаясь, расчищал рельсы.

– Вот, Ваше благородие, чистим, значит. Снег с обочин здесь, стало быть, не сбрасывают, и он выше рельсы встаёт, а рельса, стало быть, уже в ямке. Без ветру оно ещё ничего, а уж как завихрит – так и рельсу всю, стало быть, заносит, паровозу приходится пробивать себе путь.

Граф молчал, думая о том, что по всей линии железной дороги отдаётся великое множество циркуляров, приказов и распоряжений с непременным предупреждением о взысканиях за неисправность пути – и что же? Неделю назад начальник Сибирской железной дороги проехал от Челябинска до Иркутска и тотчас телеграфировал всем начальникам участков: «Убедился, что данные мною указания относительно очистки пути и содержания его не везде и не всеми исполняются как следует. Предписываю не только ездить самим, но и посылать имеющихся на участке техников. Предупреждаю, что буду следить за поездками и строго взыскивать».

«И как же он будет следить? – спрашивал сам себя генерал, оглядывая неогороженные «охраняемые места». – Сам-то ведь не наездится. Наверняка распорядится посылать раз в неделю справки об объездах путей начальниками участков. Да ещё обяжет начальника пути отчитываться по справкам. А потом будет слушать его и в который раз думать о том, что всё и всегда упирается в отдельного человека, будь то стрелочник, машинист или же начальник пути, и нельзя их, как в армии, расстрелять, но невозможно и заставить делать то, что только от них и зависит и не требует ни малейшего героизма».

«Как заставить?» – этот вопрос задавал себе граф Кутайсов ещё с той поры, как назначен был он в Нижний Новгород губернатором. С этим же вопросом он отправился летом 1903 года в Иркутск генерал-губернатором Восточной Сибири.

Каждая встреча с губернаторшей завершалась пожертвованием

В Иркутской губернии, конечно, был свой, гражданский, губернатор, но статус города как центра Восточной Сибири обязывал, и каждый начальник края, так или иначе, вникал в иркутскую жизнь. Вот и Павел Ипполитович начал с того, что занялся освещением прилегающих к дому генерал-губернатора зданий.

К своему удивлению, он в Иркутске обнаружил немало чиновников, чрезвычайно привязанных к этому городу; чего стоил один Виноградов, отвечавший среди прочего за «Губернские ведомости»! Главное же, что здесь было настоящее общество, то есть общество с совершенно европейскою меркой. Были и наработанные механизмы благотворительности, что особенно важно становилось сейчас, с началом военных действий. По России ещё шлют телеграммы о скором торжестве русского оружия, а иркутские дамы уже обсудили гибель «Варяга», открыли курсы сестёр милосердия и Дамский комитет Красного Креста.

Накануне отъезда из Петербурга Кутайсов получил телеграмму, что на первом же заседании Дамского комитета собрано по подписке более двух тысяч рублей. А на общем собрании к ним прибавлено ещё более четырёх с половиной тысяч. Во главе комитета встала супруга иркутского губернатора Анастасия Моллериус, энергичная, амбициозная и уже с опытом работы в Красном Кресте. Она сразу же выдала активистам подписные листы и предложила начальникам учреждений просить господ служащих об отчислении известного процента с жалованья. Что до владельцев торговых фирм, то отныне каждая встреча их с губернаторшей завершалась пожертвованием – деньгами, вещами и материалами.

Не сомневался граф и в помощи епархии, создавшей уже специальные комитеты помощи раненым. Не удивился, когда услышал, что настоятельница Знаменского монастыря открыла двери для сестёр милосердия, проезжающих на Дальний Восток.

В телеграммах из Иркутска говорилось об огромном наплыве добровольцев. Всем им отказывали – по простейшей причине занятости отправкой запасных нижних чинов. Это известие очень раздосадовало генерала, по опыту знавшего, как важно использовать подъём первых недель, после которого неизбежно последует спад. Мало того, перестоявшая энергия добровольцев выплеснется в буйства, разгул. А в Иркутске и без того опаснейшее скопление солдат-запасников: оторванные от привычной крестьянской жизни, они теряются в большом городе и свою неуверенность топят в ближайшей портерной. Судя по телеграммам, в столкновениях с обывателями пролилась уже первая кровь. А прольётся ль ещё – опять же зависит от отдельных людей, будь то воинский начальник, владелец портерной, квартальный или городовой. Стыдно сказать, но на гужевой переправе через Байкал две недели хозяйничали ямщики, заламывая невозможные цены, и понадобилось вмешаться министру путей сообщения (!), чтобы навести там элементарный порядок.

Заготовитель Виноградов

Подполковник Попов, приехав по служебным делам на станцию Байкал, стал свидетелем душераздирающей сцены: молодая женщина, переправившись через озеро, обнаружила, что её ребёнок задохнулся. Это был уже четвёртый случай за последние несколько дней. Из-за Байкала шла масса женщин – жён офицеров из расквартированных на Дальнем Востоке полков. В спешке многие не успели запастись тёплой одеждой и теперь укутывали детей во что придётся. Тут же, на станции Байкал, в ожидании переправы плясали «морозко» нижние чины: многие были без валенок, в коротких, не по росту, полушубках и шапках, не закрывавших уши. Министр путей сообщения, бывший в эту пору в Лиственничном, отвёл детям и женщинам свой вагон и каюты вставшего на зимовку ледокола «Ангара»; но прибывавшим целыми составами солдатам уже не было места для обогрева.

Возвратившись в Иркутск, подполковник Попов первым делом заскочил в «Иркутские губернские ведомости». Редактор, господин Виноградов, не дослушав его торопливый рассказ, позвонил губернатору. А спустя полчаса он уже выходил от господина Моллериуса, имея на руках подписной лист, 25 руб. из кармана губернатора и тысячу рублей, незадолго перед тем пожертвованных крестьянином Левшиным.

Губернские чиновники в этот час уже подбивали дела, уютно позёвывали и весьма рассеянно отвечали на приветствия господина редактора, но он самым решительным образом попросил их «подзадержаться», обошёл все до одной канцелярии и собрал 98 рублей 50 копеек. А потом, взяв извозчика, поспешил к владельцам главных магазинов на Большой*.

А.Б. Воллернер сразу выложил 100 рублей, Н.П. Поляков ограничился 50 рублями, но у него Виноградов застал старого купца И.А. Мыльникова, подписавшегося на 25 рублей. Там же случились некие Жезлов и Маркман, предложившие 5 и 3 рубля, и Виноградов не отказался. В этот вечер он успел ещё заглянуть в два торговых дома и взять обязательства подписаться на 200 и 100 рублей.

На другое утро господин Виноградов посетил управляющего иркутской казённой палатой, начальницу института имени императора Николая I, магазин Макушина и Посохина – и только после этого появился в редакции. Торопливо просмотрел почту и сейчас же отправился по второму кругу, попутно интересуясь, где надёжнее прикупить валенки, полушубки и шапки. Для консультаций были призваны также предприниматели Замятин, Кравец и подполковник Попов. Четвёртого февраля на станцию Байкал отправили первую партию тёплых вещей, пятого и шестого февраля ушли вторая и третья партии. Подполковник советовал потратиться на «окарауливание» – и редактор экономить не стал. А вдобавок взял слово с Попова, что тот лично прибудет на станцию Байкал и установит за раздачей одежды надзор от военного ведомства.

Подполковник исполнил всё в точности. И, уезжая, видел, как переодетые в новые полушубки солдатики отдавали снятую одежду прибывающим из-за Байкала женщинам и детям.

Продолжение следует

Заехав в редакцию «Иркутских губернских ведомостей», Попов застал Виноградова с газетными гранками – тот вычитывал свой «Отчёт о расходовании собранных по подписке средств на приобретении 677 катанок, 716 шапок и 742 полушубков». Выслушав подполковника, Виноградов велел наборщику задержаться и тут же надиктовал: «Публикуя настоящий предварительный отчёт, обращаюсь с покорнейшей просьбой не отказать в дальнейших пожертвованиях».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.

* К. Маркса

Валентина Рекунова

15.02.2009

© "Конкурент" приложение к ВСП

5 декабря 1905 года на вокзале висело объявление от 2 декабря, написанное на полулисте бумаги синим карандашом: «Сим объявляется публике и пассажирам, что на Россию отправятся 3-й и 11-й поезда. Начальник станции Иркутск». Было совершенно неясно, ушли эти поезда или только собираются уходить. Дальше...

Утро 28 ноября 1905 года выдалось очень тихим. У Сементовских поднялись, по обыкновению, рано, но спешить было некуда: почтово-телеграфная забастовка продолжалась, и трое взрослых членов семьи оставались без работы. Дальше...

7 ноября 1905 года тёплая погода привлекла на каток Детской площадки многочисленную публику. Кроме учащихся было немало взрослых. Дальше...

Вечером 17 октября 1905 года четверо неизвестных останавливали проходящих по Амурской (Ленина, авт.) и решительно требовали сдавать прокламации. Удивлённые иркутяне растерянно отвечали, что не несут запрещённой литературы – и для пущей убедительности открывали портфели, сумки, выворачивали карманы. Дальше...

День 26 сентября 1905 года показался графине Кутайсовой, супруге генерал-губернатора, самым долгим за два года пребывания в Иркутске. Дамы её кружка, обещавшие съехаться в 10 утра, собрались лишь к одиннадцати, и с первых же фраз разговор пошёл не по тому руслу. Ольга Васильевна хотела представить свои планы помощи инвалидам, возвращающимся с войны, но дамы с порога начали возмущаться закрытием, «ввиду вредного направления», Иркутского педагогического общества. Хотя им положительно было известно, что граф Кутайсов касательства к этому не имел. Дальше...

19 сентября 1905 года пришло сообщение об отправке пяти петербургских врачей и десяти фельдшеров в личное распоряжение иркутского генерал-губернатора Кутайсова. Ему же срочно ассигновались 5 тыс. руб. на экстренные расходы. Получив телеграмму, граф Кутайсов немедленно возбудил ходатайство о выделении 20 тыс. руб. дополнительно. И это решительно никого не удивило, ведь сентябрьские телеграфные ленты несли очень тревожные вести о чуме на восточно-китайской железной дороге, в том числе на последнем разъезде за станцией Маньчжурия. Нужно было «взять серьёзные меры в видах предупреждения эпидемии в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях». Дальше...

Вот представьте себе. Стоит Дом. Уже больше ста лет. Мимо него когда-то проезжали подводы – с цоканьем копыт по деревянной мостовой. Потом появилось чудо – первый трамвай. Потом все больше автомобилей. Дом постепенно и неумолимо врастал своими окнами в землю – так старики к концу жизни становятся ниже ростом: тянет к земле. Так же и Дом – мостовая все выше, асфальт все толще... И суетливые прохожие уже ничего не видят в нем, кроме потенциального хлама, которому не место в современном городе. А дом-старик знает: где-то по земле ходят его потомки, для которых он память, авторитет и связь с предками. О таких домах и людях наш рассказ. Дальше...

14 марта 1904 года в Иркутске по дороге на фронт сделала остановку большая группа корреспондентов из обеих столиц. От «Биржевых ведомостей» ехал г-н Эристов, от «Новостей» – г-н Соломон, от «Новостей дня» – художник Верещагин. «Новое время» и «Русское слово» представляли по три военных корреспондента, среди которых была и женщина – госпожа Пуарэ. Писатель Амфитеатров командировался сразу от двух изданий, «Нива» и «Русь»; первое наняло его за тысячу рублей в месяц, второе – за три тысячи. Во столько же обошёлся «Новому времени» и известный журналист Кравченко. Дальше...

Ежегодный польский бал в 1904-м пришёлся на 31 января. Шёл пятый день русско-японской войны, однако быть балу или не быть – не обсуждалось Дальше...

Субботним вечером 24 января 1904 года иркутский инженерный бомонд съехался в музей Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества на доклад А.Л. Львова о влиянии мёрзлого грунта на строительство зданий в Иркутске. И хотя чтение было «покрыто аплодисментами» (свидетельство «Иркутских губернских ведомостей»), далеко не все разделили выводы г-на Львова; напротив, разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до одиннадцати часов. Кончилось тем, что образовали комиссию для углубления в суть вопроса, и самый активный из оппонентов докладчика, Феликс Иосифович Казимировский, предложил уже в ближайшую пятницу встретиться у него на квартире. Но вовремя вспомнил, что именно пятница, 30 января, занята совершенно и бесповоротно – в этот день Ксении Константиновне Казимировской, супруге Феликса Иосифовича, исполнялось тридцать лет. Дальше...

Вы кажетесь себе продвинутым. У вас есть смартфон, аська и Живой журнал? Не смешите небеса. Ваши мысли не оригинальнее владельца латунного самовара и саврасого мерина, жившего 150 лет назад. Идея была проста: взять подшивку газет «Иркутские губернские ведомости» полуторавековой давности и сравнить с тем, что пишут в иркутских блогах сегодня. Оказалось очень любопытно – за это время в головах иркутян мало что поменялось Дальше...

Речь не о мистике идёт! Просто каждому приличному городу действительно нужно, чтобы под скорлупой его асфальтированных улиц и парковых зон, под экстерьером жилых домов и пустырей скрывался таинственный мир городского подземелья. Скрытый от взора профанов мир запутанных подземных коммуникаций. Мир, о котором можно было бы слагать легенды и куда можно было бы, скажем так, стремиться попасть. Дальше...

Во многих семьях складываются свои традиции встречи Нового года. У одних это спектакль, подготовленный детьми, у других — особенный мамин пирог, у третьих — обязательная встреча всех родственников за праздничным столом. А как встречали Новый год в прошлом веке в Сибири? Сегодня в нашей энциклопедии — рассказы иркутян о том, как это происходило в послевоенные годы. Дальше...

1 ноября 1901 года в 3-ю полицейскую часть пришли двое мальчишек в лохмотьях и заявили, что им нечего есть. Этот эпизод немедленно стал достоянием газетной хроники, и не потому, что мальчишки в лохмотьях были в ту пору в диковинку, – удивило обращение в полицию: куда чаще дети иркутских улиц промышляли попрошайничеством и воровством. Вот и в тот самый день, 1 ноября, когда полицейские делились с нежданными «гостями» обедом, в лавке напротив Пестерёвской* поймали шайку малолетних воришек. А в конце ноября во 2-ю полицейскую часть был доставлен девятилетний парнишка, избегавший решительно всю Сибирь и везде находивший крышу и пропитание. Мать, не знавшая, что с ним делать, привела сына к приставу – «для вразумления». На вопрос, зачем он всё бегает и ворует, путешественник с совершенной серьёзностью отвечал: «Тянет, не могу усидеть!». Кончилось тем, что его определили в Иркутскую земледельческую колонию – так официально называлась исправительная колония для малолетних преступников. Дальше...

В подвале жилого дома на улице Волжской поймана рысь. Дальше...

27 октября 1904 года «Иркутские губернские ведомости» вынужденно объяснялись с читателями: «По поводу циркулирующих в городе упорных слухов, что мы, не желая волновать общественное мнение, не печатаем известий об убийствах, грабежах и кражах, считаем необходимым сказать, что сообщаем обо всех фактах, зарегистрированных полицией». Дальше...

12 августа 1904 года министр путей сообщения князь Хилков, осматривая депо в порту Байкал, обнаружил самодвижущийся механический экипаж, не похожий ни на один из известных ему образцов. Разработал его некто К-н, инженер-механик Байкальской переправы. А техник этой же переправы Б-в придумал новое рельсовое скрепление, позволявшее увеличивать скорость и при этом сокращать расходы на топливо. Министр был весьма и весьма впечатлён и распорядился отвезти чертежи в Петербург Дальше...

Одним из новых явлений наступившего века стало резкое увеличение крестьянской доли в населении Иркутска. Традиционно основным городским сословием были мещане, но к 1904 году крестьяне вплотную приблизились к ним, составив почти треть населения и в 4,3 раза превысив число цеховых, в семь раз – купцов и почётных граждан, в 7,5 раза – чиновников и дворян и более чем в восемь раз – число военных. Дальше...

1898 год в Иркутске завершался на цирковой манер: в декабре заезжий гастролёр приглашал посмотреть панораму, затем демонстрировал нумизматическую коллекцию, под занавес же предложил посмотреть дрессированных крыс. Две из них, по общему признанию, «выказывали неподдельное дарование», и о них говорили едва ли не с умилением. Но всё меркло перед главным событием года — прибытием в Иркутск первого поезда. Дальше...

Карл Карлович фон Нейман, один из блестящих выпускников Дерптского университета пятидесятых годов девятнадцатого столетия, определён был на службу в Пулковскую обсерваторию. А оттуда направлен дальше, на восток — между прочим, с большим повышением в должности. И всё бы тут хорошо, да только в Риге у молодого учёного оставалась невеста Дальше...

27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский. Дальше...

16 июля 1904 года в редакцию «Иркутских губернских ведомостей» вошёл антрепренёр городского театра г-н Вольский – с таким победоносным видом, что нельзя было не догадаться: оперная труппа на предстоящий сезон сформирована! Ближайший номер газеты был готов, но держать такую новость было решительно невозможно, и редактор, г-н Виноградов, распорядился снять два текста из «Хроники» и лично проводил антрепренёра к наборщику, на ходу расспрашивая о солистах. Дальше...

За 150 лет в истории сибирской фотографии накопилось столько тайн и загадок, противоречий и коллизий, что настала пора о них рассказать. Рудольф Георгиевич Берестенёв, старший преподаватель кафедры телевидения, радиовещания и истории журналистики ИГУ подготовил к изданию книгу, в которой приоткрывает завесу над некоторыми событиями такого далёкого и такого недавнего прошлого. Дальше...

6 марта 1897 г. в Ремесленную управу доставили посылку, довольно объёмную. Час был обеденный, и в приёмной случился только служащий Подгорбунский. Повертев деревянный ящик и так и этак, он оставил его на столе и сходил за членом управы Серебренниковым. Вместе они вскрыли посылку, и сейчас же раздался взрыв... Подгорбунский с Серебренниковым были серьёзно ранены. А полицейский пристав, прибыв на место, сразу сделал сердитое предположение: «Чую, кто-то из своих». Дальше...

В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы Дальше...

27 июля 1801 года в иркутских мясных рядах появился небывалый посетитель — медведь. Перепуганные торговцы немедля собрали товар, покупатели сбились в кучу и схватились за колья, а семинарист Сизов, шедший мимо, заскочил на прилавок, стал прыгать и медведя дразнить. Лесной гость лениво поглядывал на него, а потом резко развернулся, схватил и едва не задрал до смерти. Дальше...

На статью в «Копейке» о репрессированных связистах откликнулись многие читатели. Одна из них — иркутянка Тамара Михайловна Буракова. Позвонила и с дрожью в голосе рассказала: «Мы жили на улице Троицкой: три дома — несколько семей связистов. Жили душа в душу, как родня. Я была ребенком, но очень хорошо помню, как в 1937 году осиротели наши соседи — всех мужчин репрессировали, объявив врагами народа. Моему отцу каким-то чудом удалось избежать этой участи. Скорее всего, потому что он сильно болел. А в 1939 году умер от туберкулеза... Приезжайте обязательно, ведь, кроме меня, о событиях тех лет больше никто не расскажет — очень многих давно уже нет в живых». Дальше...

Григорий Гольдберг восстанавливает историю семьи по папкам с грифом «секретно» Дальше...

Одна из легенд, связанных с Второвским особняком, многим больше знакомым как Иркутский Дворец пионеров, повествует о хозяйке, не выходившей к гостям во время балов и приёмов, а лишь наблюдавшей за ними сквозь решётку потайной комнаты Дальше...

Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу. Дальше...

Поместье графа состояло из четырех домов. В одном после смерти графа проживала его сестра Мария с мужем Николаем, а в другом жил бандит Константин Петров, заведовавший складом оружия, принадлежавшего банде Кочкина. Склад помещался под землей, но не на самой территории поместья, а рядом с забором на территории соседей. Место это было выбрано Кочкиным специально для того, чтобы в случае непредвиденного обыска Косте не предъявлялись претензии, что, мол, на его территории склад. Пулеметов, винтовок, наганов и прочего оружия, складированного в схроне, было достаточно, чтобы вооружить целый взвод бандитов, как говорится до зубов. Дальше...

Он выплывает из-за поворота, будто сказочный средневековый корабль. Особенно хорош он зимой, когда деревья не закрывают его, а лишь чуть прорисовываются на фоне тёмно-красных стен. Домовладения Файнберга проступают сквозь иркутские летописи по мере того, как в них происходит что-то значительное или просто случается происшествие: скажем, 27 июля 1883 года шаровая молния влетела в отворённое окно дома Файнберга на Медведниковской, прошла через зал, спальню и вылетела в другое окно, отбив штукатурку и дверные части окна. Дальше...

Иркутск впервые появляется на карте Сибири стольника Петра Ивановича Годунова, которая была составлена по повелению царя Алексея в 1667 году. На карте есть реки Енисей, Ангара с Окой и озеро Байкал, а Иркутск обозначен ещё как зимовье. Дальше...

Бежит, спешит к Ангаре невеликая речушка Ушаковка... Спешат мимо неё иркутяне, не обращая внимания на городскую речку, ничем не славную. Ничем? Как бы не так! Начать с того, что называлась она испокон веку Ида, а нынешнее название — это запечатлённая в топониме память о событиях, произошедших уже более трёхсот лет тому назад. Дальше...

Иркутские истории — это не только припорошенные благородной архивной пылью предания старины. У каждого из нас, иркутян, есть своя история, запечатленная в потаённом уголке нашей памяти. Не отказываясь от наших еженедельных путешествий по страницам былого, сегодня мы обращаемся к нашим читателям с просьбой: поделитесь своими историями с нами! Какая улица запала вам в душу, что тронуло сердце? Какое событие оставило след в вашей памяти? Мы призываем вас, дорогие читатели, вместе с нами написать историю современного Иркутска в рассказах горожан… Дальше...

Именитых гостей в Иркутске конца девятнадцатого столетия непременно водили в «Мавританский замок» — Восточно-Сибирское отделение Императорского Русского географического общества. Дальше...

Заранее оповещённые горожане с утра заняли тротуары на Арсенальской (ныне Дзержинского), до самого поворота на Ланинскую (Декабрьских Событий). Всего в этот день, 20 августа 1873 года, собралось до 700 человек. Особенно выделялись снующие тут и там ребятишки и нарядные дамы. Впрочем, последние, потеряв терпение, пересаживались на экипажи и разъезжали из конца в конец улицы. Наконец послышалось: «Едут, едут!», «Везут, везут!» – и толпа тотчас же наклонилась, всматриваясь и вслушиваясь. Сначала донёсся шум, а потом в отдаленье показалась сама медведка Дальше...