Валентина РЕКУНОВА

16 июля 1904 года в редакцию «Иркутских губернских ведомостей» вошёл антрепренёр городского театра г-н Вольский – с таким победоносным видом, что нельзя было не догадаться: оперная труппа на предстоящий сезон сформирована! Ближайший номер газеты был готов, но держать такую новость было решительно невозможно, и редактор, г-н Виноградов, распорядился снять два текста из «Хроники» и лично проводил антрепренёра к наборщику, на ходу расспрашивая о солистах.

Вольский, явно растягивая удовольствие, отвечал: «Из императорских театров ангажированы артистка Эйген (сопрано) и бас Горяинов. Будет и блистательная Давыдова из Тифлиса. Также и другие, восходящие и много обещающие. Думаю в этом сезоне возобновить и «Манон Леско», и «Африканку», выпустить «Нерона», «Богему», «Тоску» и «Вертера»…

Однако в типографии, диктуя наборщику текст, антрепренёр припомнил, как тяжело шли переговоры с артистами, и сомнение разом охватило его. Отступать, однако же, было некуда, и Вольский ограничился тем, что добавил абзац: «Ввиду особенностей, в которые поставлен Иркутск на время войны, ведутся переговоры с дублёрами, хотя все опасения артистов совершенно не основательны: жизнь в городе нисколько не поколебалась к худшему, как об этом предполагают они в своих письмах».

На лодке без вёсел, с адмиралом Макаровым на платке

А и в самом деле: всё в Иркутске шло своим чередом. На циклодроме проводились запланированные велосипедные гонки; тут же, на вновь отстроенных сценах, открытой и закрытой, выступали заезжие артисты. Благотворительное общество готовило лотерею-аллегри для сбора средств на предстоящую зиму приюту для мальчиков. Музыкальное общество хлопотало об усилении своих классов и рассчитывало пополнить кассу гулянием-карнавалом в Интендантском саду. При этом особые надежды возлагались на князя Г.З.Андронникова, любезно принявшего на себя обязанности распорядителя. И не напрасно: для детей приготовлены были «Бочка счастья», воздушные шары и весёлые аттракционы; танцы на открытой поляне перемежались «живыми картинами» и кинематографом; на летней сцене с совершенно роскошными декорациями представлялась новая пьеса, а любителей музыки ждали оркестры, хоры и просто граммофон в уютной беседке. На закате началась «Битва цветов», перешедшая в феерическое шествие в карнавальных костюмах, среди которых особенно выделялись «Монополька» и «Абажур». И всё это сопровождалось световыми эффектами, фейерверком, серпантином и конфетти!

За три дня до карнавала, 19 июля, на Мелочном базаре был большой привоз, и перекупщики не решились нарушить запрет – в результате сотня лука-репки продавалась по 30-45 копеек, сотня свёклы – 30-90 копеек, моркови – 30-35 копеек, ведро голубицы – 70-90 копеек, ведро кислицы – 50-70 копеек. Обыватели удивлялись: «Не припомним таких цен до войны!».

О войне напоминали лубочные картинки в книжных лавках, консервы под названием «Для Дальнего Востока» да платки с портретом адмирала Макарова и сценами гибели «Варяга» и «Корейца», выпущенные разворотливыми мануфактурщиками. Приказчики уверяли, что на подходе ещё и «Военная карамель», а в ответ слышали: «Лучше бы масла сливочного завезли!».

Масло, в самом деле, почему-то исчезло, зато свежего мяса было предостаточно, и цена на него опустилась даже ниже определённой думой и составляла 13 копеек за фунт. При этом ожидалось новое понижение цен, потому что на подходе были следующие гурты скота.

Расторопные рестораторы зазывали на мясные обеды и ужины по доступной цене. Гостиница «Россия» заново отделала номера и устроила летний сад с роскошными террасами и павильонами; в хорошую погоду прямо там и обедали, и ужинали – до трёх ночи все дорожки были залиты электричеством, а оркестр исполнял лучшие музыкальные пьесы.

Иркутские шахматисты вечерами обсуждали устав будущего общества, а жители предместий, сидя на скамейках перед домами, с изумлением пересказывали друг другу, что в городе появилась очень быстрая «лодка без вёсел». Так обыватели окрестили переносной двигатель, испытания которого проходили на Ангаре в середине июля. Лодка с двигателем прошла от понтонного моста до дома генерал-губернатора и обратно и, даже следуя против течения, очень сильного, развила скорость 10 вёрст в час. По тем временам это стало настоящим событием.

Дорога как стена

В саду «Порт-Артур» (на углу Большой и 4-й Солдатской*) кроме обычного пива, кваса и «Нарзана» предлагался ещё и лечебный кумыс «от татарских степных кобылиц». Открывался «Порт-Артур» рано, в 7 утра, и работал без выходных, собирая наиболее демократичную публику. Прогуливаясь по дорожкам, обыватели толковали о разном, но чаще искали ответ на извечный вопрос: кому нынче в Иркутске жить хорошо? И многие сходились на том, что сытнее других живётся железнодорожникам.

24 июля 1904 года состоялось собрание уполномоченных Общества потребителей служащих Забайкальской железной дороги. Вопрос был, по сути, единственный и весьма приятный – распределение прибыли, полученной в прошедшем, 1903 году. И лишь семейство конторщика Журина в этот день не испытывало радостного волнения. Дело в том, что Африкан Африканович Журин в прошедшем году задолжал железной дороге 20 рублей и ещё 9 копеек; как именно – и не разобраться теперь, сам же Африкан Африканович, поболев недельку, умер. Долг его перешёл на вдову, и хотя сумма сама по себе была не такая большая, но для женщины без кормильца, да ещё и с ребёнком, почти страшная.

Анна Николаевна Журина, вволю поплакав, пошла к начальнику службы движения (внимательный, говорят, человек) за советом. Тот подумал, а после и говорит: «Вот что: мы всё 24 июля решим, на собрании Общества потребителей».

Что ж, пошла на собрание. Сначала там обсудили снабжение войск охраны железной дороги припасами из магазинов Общества потребителей. Потом был отчёт о дополнительных вознаграждениях призванным в армию – на всё время мобилизации. Анна Николаевна слушала рассеянно, но оказалось, что всё это имело к ней самое непосредственное отношение. Потому что дополнительные расходы Общества, да ещё и взятые на себя добровольно, говорили о хорошей прибыли потребителей. Рядом с такою прибылью 20 рублей 9 копеек журинского долга показались совершенно ничтожными, и их постановлено было просто списать.

«Э-эх, рано умер Африкан Африканович: за железной дорогой-то как за каменною стеной, и войну пережить очень даже можно!» – всю дорогу сокрушалась молодая вдова. Вечером же, за чаем, подумала, что (раз так повернулось) можно даже сходить с Володей в Интендантский сад – завтра там большое гуляние. Но с утра двадцать пятого заморосило, и мысли у Анны Николаевны пошли как дождь – серенькие и мелкие: о том, что придётся брать извозчика, да пожалуй что в оба конца, а гуляние и без того не бесплатное – в общем, так и не узнал Вова Журин, что за «Бочка счастья» была приготовлена в Интендантском саду.

Ещё бы и помыться…

Близость театра военных действий весной 1904-го острее всего ощутили… держатели иркутских торговых бань. С началом мобилизации в городе расквартировали большое число запасных, и банщики чрезвычайно возрадовались. Но тут же выяснилось, что привычных 8 копеек за вход брать с запасных нельзя, а можно брать только 2 копейки. Не сговариваясь, банщики начали саботаж. Сохраняя внешнюю любезность, они находили всяческие предлоги для отказа запасным, к примеру, выясняли, отчего это имярек прибыл в баню не строем, и не значит ли это, что он вовсе не тот, за кого себя выдаёт.

Слухи об этом дошли до самого губернатора, и к нему вызван был полицмейстер с докладом. Неизвестно, в каком тоне пошёл разговор, только сразу после него в Иркутском полицейском управлении собралось большое совещание, и на нём содержатели бань в «прямом и открытом бою» осознали всю мощь военного ведомства. Впрочем, не дожидаясь арт– и прочих обстрелов, иркутские банщики от порога кинулись в рукопашную, но были остановлены коротким вопросом г-на полицмейстера: «В этой войне вы на чьей стороне?».

После чего общение быстро перешло в деловое русло. Для лучшей организации «дела помывки» понедельники, вторники и четверги объявлены были «военными днями», в каждый из которых работало по две бани в разных частях города. Команды запасных (числом не более 200 чел. каждая) должны были направляться по графику и следовать по Иркутску строем.

В исключительных случаях разрешалось помыться и в «гражданские дни», но не более чем 800 запасным, и только с 8 до 11 утра, когда в банях ещё нет посетителей. Арестованных решено было мыть отдельно от публики и также в специально отведённое время. Что же до «одиночек, отбившихся от команд», то тут содержатели бань решили «держать оборону крепости» и хоть отчасти взять реванш за общее поражение:

– Как нарушивших и преступивших предлагаем исключать одиночек из льгот и мыть только за 8 копеек! – банщики с вызовом оглядели своих оппонентов.

Но оппоненты не возражали: известно, что солдат, когда он накормлен да ещё и отмыт, не машет кулаками по пустякам.

___________________________________________________________________

* К.Маркса и Киевской

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.
просмотров: 621

Форум

Другие статьи

5 декабря 1905 года на вокзале висело объявление от 2 декабря, написанное на полулисте бумаги синим карандашом: «Сим объявляется публике и пассажирам, что на Россию отправятся 3-й и 11-й поезда. Начальник станции Иркутск». Было совершенно неясно, ушли эти поезда или только собираются уходить. Дальше...

Утро 28 ноября 1905 года выдалось очень тихим. У Сементовских поднялись, по обыкновению, рано, но спешить было некуда: почтово-телеграфная забастовка продолжалась, и трое взрослых членов семьи оставались без работы. Дальше...

7 ноября 1905 года тёплая погода привлекла на каток Детской площадки многочисленную публику. Кроме учащихся было немало взрослых. Дальше...

Вечером 17 октября 1905 года четверо неизвестных останавливали проходящих по Амурской (Ленина, авт.) и решительно требовали сдавать прокламации. Удивлённые иркутяне растерянно отвечали, что не несут запрещённой литературы – и для пущей убедительности открывали портфели, сумки, выворачивали карманы. Дальше...

День 26 сентября 1905 года показался графине Кутайсовой, супруге генерал-губернатора, самым долгим за два года пребывания в Иркутске. Дамы её кружка, обещавшие съехаться в 10 утра, собрались лишь к одиннадцати, и с первых же фраз разговор пошёл не по тому руслу. Ольга Васильевна хотела представить свои планы помощи инвалидам, возвращающимся с войны, но дамы с порога начали возмущаться закрытием, «ввиду вредного направления», Иркутского педагогического общества. Хотя им положительно было известно, что граф Кутайсов касательства к этому не имел. Дальше...

19 сентября 1905 года пришло сообщение об отправке пяти петербургских врачей и десяти фельдшеров в личное распоряжение иркутского генерал-губернатора Кутайсова. Ему же срочно ассигновались 5 тыс. руб. на экстренные расходы. Получив телеграмму, граф Кутайсов немедленно возбудил ходатайство о выделении 20 тыс. руб. дополнительно. И это решительно никого не удивило, ведь сентябрьские телеграфные ленты несли очень тревожные вести о чуме на восточно-китайской железной дороге, в том числе на последнем разъезде за станцией Маньчжурия. Нужно было «взять серьёзные меры в видах предупреждения эпидемии в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях». Дальше...

Вот представьте себе. Стоит Дом. Уже больше ста лет. Мимо него когда-то проезжали подводы – с цоканьем копыт по деревянной мостовой. Потом появилось чудо – первый трамвай. Потом все больше автомобилей. Дом постепенно и неумолимо врастал своими окнами в землю – так старики к концу жизни становятся ниже ростом: тянет к земле. Так же и Дом – мостовая все выше, асфальт все толще... И суетливые прохожие уже ничего не видят в нем, кроме потенциального хлама, которому не место в современном городе. А дом-старик знает: где-то по земле ходят его потомки, для которых он память, авторитет и связь с предками. О таких домах и людях наш рассказ. Дальше...

14 марта 1904 года в Иркутске по дороге на фронт сделала остановку большая группа корреспондентов из обеих столиц. От «Биржевых ведомостей» ехал г-н Эристов, от «Новостей» – г-н Соломон, от «Новостей дня» – художник Верещагин. «Новое время» и «Русское слово» представляли по три военных корреспондента, среди которых была и женщина – госпожа Пуарэ. Писатель Амфитеатров командировался сразу от двух изданий, «Нива» и «Русь»; первое наняло его за тысячу рублей в месяц, второе – за три тысячи. Во столько же обошёлся «Новому времени» и известный журналист Кравченко. Дальше...

8 февраля 1904 года в канцелярию иркутского губернатора поступила телеграмма, что иркутский военный генерал-губернатор, сенатор, генерал от инфантерии граф Кутайсов возвращается из Санкт-Петербурга.
Сообщались номер поезда, дата, но при этом чётко оговаривалось, «чтобы в Иркутске никто не встречал. Если нужно по делам, то с дороги будет телеграфировано, когда его сиятельство будет принимать». Пробежав телеграмму, иркутский губернатор Моллериус чуть приметно вздохнул и заперся в кабинете – собраться с мыслями. Дальше...

Ежегодный польский бал в 1904-м пришёлся на 31 января. Шёл пятый день русско-японской войны, однако быть балу или не быть – не обсуждалось Дальше...

Субботним вечером 24 января 1904 года иркутский инженерный бомонд съехался в музей Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества на доклад А.Л. Львова о влиянии мёрзлого грунта на строительство зданий в Иркутске. И хотя чтение было «покрыто аплодисментами» (свидетельство «Иркутских губернских ведомостей»), далеко не все разделили выводы г-на Львова; напротив, разгорелась дискуссия, продолжавшаяся до одиннадцати часов. Кончилось тем, что образовали комиссию для углубления в суть вопроса, и самый активный из оппонентов докладчика, Феликс Иосифович Казимировский, предложил уже в ближайшую пятницу встретиться у него на квартире. Но вовремя вспомнил, что именно пятница, 30 января, занята совершенно и бесповоротно – в этот день Ксении Константиновне Казимировской, супруге Феликса Иосифовича, исполнялось тридцать лет. Дальше...

Вы кажетесь себе продвинутым. У вас есть смартфон, аська и Живой журнал? Не смешите небеса. Ваши мысли не оригинальнее владельца латунного самовара и саврасого мерина, жившего 150 лет назад. Идея была проста: взять подшивку газет «Иркутские губернские ведомости» полуторавековой давности и сравнить с тем, что пишут в иркутских блогах сегодня. Оказалось очень любопытно – за это время в головах иркутян мало что поменялось Дальше...

Речь не о мистике идёт! Просто каждому приличному городу действительно нужно, чтобы под скорлупой его асфальтированных улиц и парковых зон, под экстерьером жилых домов и пустырей скрывался таинственный мир городского подземелья. Скрытый от взора профанов мир запутанных подземных коммуникаций. Мир, о котором можно было бы слагать легенды и куда можно было бы, скажем так, стремиться попасть. Дальше...

Во многих семьях складываются свои традиции встречи Нового года. У одних это спектакль, подготовленный детьми, у других — особенный мамин пирог, у третьих — обязательная встреча всех родственников за праздничным столом. А как встречали Новый год в прошлом веке в Сибири? Сегодня в нашей энциклопедии — рассказы иркутян о том, как это происходило в послевоенные годы. Дальше...

1 ноября 1901 года в 3-ю полицейскую часть пришли двое мальчишек в лохмотьях и заявили, что им нечего есть. Этот эпизод немедленно стал достоянием газетной хроники, и не потому, что мальчишки в лохмотьях были в ту пору в диковинку, – удивило обращение в полицию: куда чаще дети иркутских улиц промышляли попрошайничеством и воровством. Вот и в тот самый день, 1 ноября, когда полицейские делились с нежданными «гостями» обедом, в лавке напротив Пестерёвской* поймали шайку малолетних воришек. А в конце ноября во 2-ю полицейскую часть был доставлен девятилетний парнишка, избегавший решительно всю Сибирь и везде находивший крышу и пропитание. Мать, не знавшая, что с ним делать, привела сына к приставу – «для вразумления». На вопрос, зачем он всё бегает и ворует, путешественник с совершенной серьёзностью отвечал: «Тянет, не могу усидеть!». Кончилось тем, что его определили в Иркутскую земледельческую колонию – так официально называлась исправительная колония для малолетних преступников. Дальше...

В подвале жилого дома на улице Волжской поймана рысь. Дальше...

27 октября 1904 года «Иркутские губернские ведомости» вынужденно объяснялись с читателями: «По поводу циркулирующих в городе упорных слухов, что мы, не желая волновать общественное мнение, не печатаем известий об убийствах, грабежах и кражах, считаем необходимым сказать, что сообщаем обо всех фактах, зарегистрированных полицией». Дальше...

12 августа 1904 года министр путей сообщения князь Хилков, осматривая депо в порту Байкал, обнаружил самодвижущийся механический экипаж, не похожий ни на один из известных ему образцов. Разработал его некто К-н, инженер-механик Байкальской переправы. А техник этой же переправы Б-в придумал новое рельсовое скрепление, позволявшее увеличивать скорость и при этом сокращать расходы на топливо. Министр был весьма и весьма впечатлён и распорядился отвезти чертежи в Петербург Дальше...

Одним из новых явлений наступившего века стало резкое увеличение крестьянской доли в населении Иркутска. Традиционно основным городским сословием были мещане, но к 1904 году крестьяне вплотную приблизились к ним, составив почти треть населения и в 4,3 раза превысив число цеховых, в семь раз – купцов и почётных граждан, в 7,5 раза – чиновников и дворян и более чем в восемь раз – число военных. Дальше...

1898 год в Иркутске завершался на цирковой манер: в декабре заезжий гастролёр приглашал посмотреть панораму, затем демонстрировал нумизматическую коллекцию, под занавес же предложил посмотреть дрессированных крыс. Две из них, по общему признанию, «выказывали неподдельное дарование», и о них говорили едва ли не с умилением. Но всё меркло перед главным событием года — прибытием в Иркутск первого поезда. Дальше...

Карл Карлович фон Нейман, один из блестящих выпускников Дерптского университета пятидесятых годов девятнадцатого столетия, определён был на службу в Пулковскую обсерваторию. А оттуда направлен дальше, на восток — между прочим, с большим повышением в должности. И всё бы тут хорошо, да только в Риге у молодого учёного оставалась невеста Дальше...

27 июля 1904 года двое молодых людей, фланирующих по Большой, заметили трёх китайцев и, быстро переглянувшись, побежали следом и почти догнали уже, когда иностранцы бросились врассыпную. Один оказался менее расторопным и был схвачен за косу. И несдобровать бы ему, если б на шум не подоспел полицейский. Дальше...

За 150 лет в истории сибирской фотографии накопилось столько тайн и загадок, противоречий и коллизий, что настала пора о них рассказать. Рудольф Георгиевич Берестенёв, старший преподаватель кафедры телевидения, радиовещания и истории журналистики ИГУ подготовил к изданию книгу, в которой приоткрывает завесу над некоторыми событиями такого далёкого и такого недавнего прошлого. Дальше...

6 марта 1897 г. в Ремесленную управу доставили посылку, довольно объёмную. Час был обеденный, и в приёмной случился только служащий Подгорбунский. Повертев деревянный ящик и так и этак, он оставил его на столе и сходил за членом управы Серебренниковым. Вместе они вскрыли посылку, и сейчас же раздался взрыв... Подгорбунский с Серебренниковым были серьёзно ранены. А полицейский пристав, прибыв на место, сразу сделал сердитое предположение: «Чую, кто-то из своих». Дальше...

В Прокопьев день – а выпадал он на первую половину июля – иркутяне по обыкновению отправлялись к устью Ушаковки, куда накануне ещё прибывали плоты со строевым лесом, на телегах и просто пешком добирались бабы и девки с берестяными туесами, наполненными голубикой и земляникой, – Прокопьевская ярмарка всем окрестным деревням давала случай подразжиться деньгами. Правда, лето иногда выдавалось холодным, ягоды не поспевали к Прокопьеву дню, но и тут умелые да радивые брали своё, предлагая горожанам птицу, холсты, грабли, вилы Дальше...

27 июля 1801 года в иркутских мясных рядах появился небывалый посетитель — медведь. Перепуганные торговцы немедля собрали товар, покупатели сбились в кучу и схватились за колья, а семинарист Сизов, шедший мимо, заскочил на прилавок, стал прыгать и медведя дразнить. Лесной гость лениво поглядывал на него, а потом резко развернулся, схватил и едва не задрал до смерти. Дальше...

На статью в «Копейке» о репрессированных связистах откликнулись многие читатели. Одна из них — иркутянка Тамара Михайловна Буракова. Позвонила и с дрожью в голосе рассказала: «Мы жили на улице Троицкой: три дома — несколько семей связистов. Жили душа в душу, как родня. Я была ребенком, но очень хорошо помню, как в 1937 году осиротели наши соседи — всех мужчин репрессировали, объявив врагами народа. Моему отцу каким-то чудом удалось избежать этой участи. Скорее всего, потому что он сильно болел. А в 1939 году умер от туберкулеза... Приезжайте обязательно, ведь, кроме меня, о событиях тех лет больше никто не расскажет — очень многих давно уже нет в живых». Дальше...

Григорий Гольдберг восстанавливает историю семьи по папкам с грифом «секретно» Дальше...

Одна из легенд, связанных с Второвским особняком, многим больше знакомым как Иркутский Дворец пионеров, повествует о хозяйке, не выходившей к гостям во время балов и приёмов, а лишь наблюдавшей за ними сквозь решётку потайной комнаты Дальше...

Определённо, это был удивительный день — 17 февраля 1892 года. В одиннадцать утра в полынью у собора бросилась жена священника Ионина — но именно в эту минуту у собора случились рабочие парохода «Сперанский» и cпасли утопленницу. Дальше...

Поместье графа состояло из четырех домов. В одном после смерти графа проживала его сестра Мария с мужем Николаем, а в другом жил бандит Константин Петров, заведовавший складом оружия, принадлежавшего банде Кочкина. Склад помещался под землей, но не на самой территории поместья, а рядом с забором на территории соседей. Место это было выбрано Кочкиным специально для того, чтобы в случае непредвиденного обыска Косте не предъявлялись претензии, что, мол, на его территории склад. Пулеметов, винтовок, наганов и прочего оружия, складированного в схроне, было достаточно, чтобы вооружить целый взвод бандитов, как говорится до зубов. Дальше...

Он выплывает из-за поворота, будто сказочный средневековый корабль. Особенно хорош он зимой, когда деревья не закрывают его, а лишь чуть прорисовываются на фоне тёмно-красных стен. Домовладения Файнберга проступают сквозь иркутские летописи по мере того, как в них происходит что-то значительное или просто случается происшествие: скажем, 27 июля 1883 года шаровая молния влетела в отворённое окно дома Файнберга на Медведниковской, прошла через зал, спальню и вылетела в другое окно, отбив штукатурку и дверные части окна. Дальше...

Иркутск впервые появляется на карте Сибири стольника Петра Ивановича Годунова, которая была составлена по повелению царя Алексея в 1667 году. На карте есть реки Енисей, Ангара с Окой и озеро Байкал, а Иркутск обозначен ещё как зимовье. Дальше...

Бежит, спешит к Ангаре невеликая речушка Ушаковка... Спешат мимо неё иркутяне, не обращая внимания на городскую речку, ничем не славную. Ничем? Как бы не так! Начать с того, что называлась она испокон веку Ида, а нынешнее название — это запечатлённая в топониме память о событиях, произошедших уже более трёхсот лет тому назад. Дальше...

Иркутские истории — это не только припорошенные благородной архивной пылью предания старины. У каждого из нас, иркутян, есть своя история, запечатленная в потаённом уголке нашей памяти. Не отказываясь от наших еженедельных путешествий по страницам былого, сегодня мы обращаемся к нашим читателям с просьбой: поделитесь своими историями с нами! Какая улица запала вам в душу, что тронуло сердце? Какое событие оставило след в вашей памяти? Мы призываем вас, дорогие читатели, вместе с нами написать историю современного Иркутска в рассказах горожан… Дальше...

Именитых гостей в Иркутске конца девятнадцатого столетия непременно водили в «Мавританский замок» — Восточно-Сибирское отделение Императорского Русского географического общества. Дальше...

Заранее оповещённые горожане с утра заняли тротуары на Арсенальской (ныне Дзержинского), до самого поворота на Ланинскую (Декабрьских Событий). Всего в этот день, 20 августа 1873 года, собралось до 700 человек. Особенно выделялись снующие тут и там ребятишки и нарядные дамы. Впрочем, последние, потеряв терпение, пересаживались на экипажи и разъезжали из конца в конец улицы. Наконец послышалось: «Едут, едут!», «Везут, везут!» – и толпа тотчас же наклонилась, всматриваясь и вслушиваясь. Сначала донёсся шум, а потом в отдаленье показалась сама медведка Дальше...